Но метизы[45]?! Номенклатура их крайне убога, и соответственно, придётся либо пересматривать конструкцию мебели под имеющиеся метизы, либо использовать очень много переделок, самоделок, и пресловутое «говно и палки», чтобы на выходе получить что-то нормальное…
… и это не то чтобы большая проблема для меня, но — бесит!
— Поедешь или дожидаться будешь? — поинтересовался отец.
— Ну… поеду, пожалуй, — решил я, поглядев на часы, — Всё, что мне было нужно, я увидел, а слоняться здесь, наблюдая за чужой работой и отвечая в десятый раз на одни и те же вопросы, особо не хочется. Да! По дороге купить что-то надо?
— Да вроде нет, — с сомнением отозвался отец, — но так-то это у матери спрашивать надо.
— Ладно… тогда, если получится, по дороге к ней на работу забегу, спрошу, — решаю я, — а потом уже в ГУМ, если надо будет.
— Аркадьич, там это… — подойдя вразвалочку, начал один из работяг, щедро используя в своей речи междометия, экая и перекидывая папироску из одного угла рта в другой.
— Всё, до вечера, — киваю отцу и ухожу в раздевалку, где, несмотря на разгар рабочего дня, кто-то шкерится за шкафчиками, похрапывая и посвистывая. А небольшая, но спаянная и споенная компания слесарюг, при моём появлении заулыбалась, спрятав было стаканы, но почти тут же их достав.
— Ты это, малой… — начал было один из них, причудливо смешав в нескольких словах просительные и угрожающие интонации одновременно.
— Не скажу, — отмахиваюсь от него, уже зная алгоритмы, и, быстро умывшись, так же быстро переоделся под рефрен о том, что Аркадьич мужик правильный, и я, такой весь молодец, весь в него…
… ну и под стеклянно-булькающие звуки, куда ж без них!
— Подбросить? — переспросил немолодой мужик в некрасивых роговых очках, выдающий шоферюгам напутствия пополам с пиздюлями, — Ты Аркадьича сын? Да, сейчас…
Он очень быстро перебрал вслух, кто из шофёров куда едет, кому из них придётся задерживаться или заворачивать, и где в это время движение так себе, и через минуту я уже выезжал из ворот, сидя в кабине грузовика по правую руку от молодого шоферюги, очень вальяжного и гордящегося своей профессией. А ещё минут через двадцать, выслушав истории о родном колхозе, армии и его планах вступить в Партию, чтобы очередь на квартиру стала чуть ближе, а путёвки в Сочи давали не только на октябрь, я, попрощавшись с Сергеем, соскочил на асфальт и захлопнул дверцу.
— Бывай! — Серёга растопырил пятерню, скалясь несколько щербато, но вполне дружелюбно, — И подумай! Сам понимать должен — деньги сразу, и никаких тебе логарифмов в институте! Ха-ха! А свобода?! Не в конторе сидеть, но и не стройке под дождём! Кум королю!
— Высоко сижу свысока на всех гляжу… — выдал он явно не своё, многажды отрепетированное, радостно захохотав.
Обдав меня выхлопом соляры, он уехал, такой довольный своей судьбой и выбранной профессией, что я немножечко позавидовал. Всё-то у него просто, незамутнённо, расписано на годы вперёд…
Быстро выбросив из головы шоферюгу, поспешил домой, перебирая в кармане метизы, и вмыслях уже собирая книжные полки в «древесном» стиле.
— А-а… черт! — замечтавшись, проскочил мамину работу, и, чуть поколебавшись, пошёл назад, срезая через дворы. Пробегая через один, заметил троицу гопников вида «ПТУшник обыкновенный», зажимающих к глухой стене подворотни парня с гитарой.
Уже началось хватание за грудки, выдыхание дыма в лицо и прочее шакальство.
Особо не раздумывая, чуть ускоряю шаг и меняю траекторию движения.
— Хули… — начал было поворачиваться ко мне один из представителей гопоты, сощурив прыщеватую подростковую физиономию, и сам себе, очевидно, представляясь серьёзным хищником.
Сходу влепив кулаком в удачно подставленную челюсть, я выбил из неё папиросу, полетевшую на асфальт по интересной дуге вместе с зубами и собранной для плевка слюной. Не дожидаясь, пока тот осядет мешком, не останавливаясь, пробиваю второму сзади, меж широко расставленных ног.
Музыкант, не думая долго, схватил третьего за грудки и весьма уверенно, я бы даже сказал — профессионально, врезал ему лбом в переносье. На этом, собственно, драка и закончилась…
— Красиво, — одобряю я, пока тот поправляет чехол с гитарой, переводя дыхание, сбившееся не от резких движений, а от переизбытка адреналина, всё ещё гуляющего в крови и требующего бежать, драться и орать, — Ну, удачи! И это… лучше не задерживайся, а то в милиции, если что, долго разбираться не будут!
— Постой! — окликнул он меня, догоняя, — Стас!
— Михаил, — жму протянутую руку, — Извини, спешу!
— Я на Третьяковском проезде часто тусуюсь! — уже вслед кричит Стас, — Будешь там, спросишь меня! Стас! Стас Намин! Меня все там знают!
Глава 11
Пешки
Елена Дмитриевна, чуть покачивая бёдрами, ходит по классу, вслушиваясь и поправляя, по необходимости, наше произношение.
— Язычок к зубам, — говорит она, остановившись рядом со мной, — вот так…
Язычок её, розовый и совершенно бесстыжий, прижат к жемчужно-белым зубам.
— Э-э… — выдавливаю я из себя.