Чужой среди своих 2 (СИ)

— Вы бы того… если бы сразу в правление, то чтобы бы, вы положение не вошли? Сразу бы, значит…

Он врёт, и знает, что мы знаем…

У отца в паспорте стоит какая-то пометка, и здесь, в Подмосковье, местные власти, зная, куда и как смотреть, видят эту пометку, и считают её не иначе как чёрной меткой. Не знаю, как там по закону… но от греха! Самоцензура.

… потому что в правлении, с фальшивым сочувствием отказав за неимением возможностей, нам и посоветовали обратиться к кому-нибудь из жителей частным образом. А они, дескать, ну никак…

Негромко, будто себе под нос, он бурчит, что Никаноровна, она конечно та ещё ведьма, но и мы, пришлые, неправильно себя повели. А если бы, дескать…

— Н-да? — холодно интересуюсь я, — Неужели?

— Кхм… — и Талейран затыкается наконец-то, и хорошо… а то я уже на грани. Ему, селянину, похер! Для него есть свои и чужие, и Никаноровна, ведьма старая, которую, наверное, ненавидит большая часть села, всё равно — своя. Права она или нет, дело десятое, но мы — чужие, и этим всё сказано.

— А мужик ваш, — неловко сказал однорукий, — кхе! Не пройдёт мимо! Дорога от станции, она одна, и любой человек на ней — как на ладони! Когда ни пойдёт, а встретим и обскажем, куда идти надо.

— Так что это… — несколько отживев, он водрузил шляпу на голову, и, достав совершенно такой портсигар, какой мне и привиделся, закурил, — вам бы вещи собрать, да это… и перетаскать потихонечку.

— Да… — начало было мать, уже вымотавшаяся и готовая, кажется, сдаться.

— Нет! — озлившись, рявкнул я, — транспорт давайте!

— Ну как ты со старшими-то… — привстал осмелевший однорукий и тут же, прижатый моим взглядом, уселся обратно, забурчав себе что-то под нос.

— И-эх… — одарив меня взглядом несправедливо обиженного человека, однорукий встал, и, ссутулившись, вышел прочь.

— Миша, мы могли бы… — негромко начала мама, явно уставшая от затянувшегося конфликта.

— Не могли бы! — парирую яростным шёпотом, — У тебя спина, а мне одному, небось, до вечера таскать! Да ещё и вон… мотоцикл!

Будто в подтверждении моих слов, за калиткой затарахтел движок, но вопреки моим ожиданиям, звук начал удаляться. Мама только вздохнула и принялась собирать вещи, что не заняло у нас много времени.

Минут через пятнадцать снова послышалось тарахтение движка, и однорукий, закхекав и выжав положенное время, появился во дворе.

— Вы это… — угрюмо и как-то обиженно сказал он, — собирайтесь давайте! А я пока это… осмотрю, всё ли тут…

Сняв шляпу, он, не спрашивая, юркнул во времянку и завертел головой, пока мы выносили из комнатушки последние вещи.

— Так это… так, — бормотал он, — ну вроде, как было. Хотя с этой ведьмой старой…

Подойдя к двери хозяйского дома, он подёргал её, и найдя запертой, закурил какие-то на редкость вонючие папиросы, способные, наверное, разогнать любых, даже самых закалённых и матёрых комаров. Подхватив один из узлов, и, поколебавшись, дрын, я вышел за калитку, где стоит заглушенный мотоцикл с коляской и какой-то молодой, но уже потрёпанный, лысеющий мужик, опирающийся спиной о руль и курящий с видом неимоверно занятого человека.

— Не-не… — замахал он на меня дымящейся папиросой, рассыпая искры и пепел, — сейчас телега подъедет!

«Сейчас» оказалось очень растянутым во времени, и мы успели вынести все вещи за ограду, а селяне скурить один две, а другой три папиросы, стоя в оглушительном и напряжённом молчании, когда показалась дряхлая, пузатая кобыла, заставшая, наверное, времена коллективизации, и запряжённая в древнюю, отчаянно скрипящую телегу.

Водитель кобылы, такой же дряхлый и пузатый, одетый, несмотря на летнюю жару, в телогрейку и почему-то в резиновые сапоги, восседает с видом человека, лично знакомого с Хароном и мало интересующегося миром живых.

— Вот, — Талейран жестом показал на транспортное средство, — чем богаты…

В голосе его мне послышалась лёгкая издёвка, и, смерив его тяжёлым взглядом, я принялся загружать вещи на солому, стараясь не обращать внимания на стойкий запах навоза. Чем, как говорится, богаты…

Несколько минут спустя, когда вещи были загружены, возчик тронул кобылу вожжами, и та, уронив на дорогу пахучее яблоко, начала двигаться, мерно помахивая хвостом и никуда не торопясь. Шагая рядом и придерживаясь рукой за бортик, я поглядываю по сторонам, и в голове, заезженной пластинкой, вертится давно заученное ещё в той жизни…

' Гой ты, Русь моя родная…[10]'

Глава 3 Решение за семь вздохов

Отец пришёл, когда уже начало темнеть, и багровое солнце, полускрытое перистыми облаками, закатывалось за горизонт.

— Ну, вот… — только и сказал он, останавливаясь в воротах, — отпустили.

У мамы, возящейся в летней кухне, задрожала нижняя губа, а глаза налились слезами, и она медленно, будто не веря, пошла к нему. На поросшую травой дорожку упало полотенце, но мама этого не заметила, как не заметила и того, что тапочек соскочил с её левой ноги.

— Пришёл… — прерывисто выдохнула она, трогая ладонью щёку супруга и счастливо улыбаясь, — живой…

Отец, не отвечая ничего, улыбнулся устало и очень нежно, и, поймав ладонь супруги, поцеловал её.