Чужой среди своих 2 (СИ)

Прозвучало это откровенной угрозой, но давать заднюю, по ряду причин, мы не стали, и, подписав все положенные документы, ушли с изрядно попорченным настроением.

— Да-а… — протянул отец, выходя во двор, и, надев кепку, тут же сдвинул её на затылок, подставляя солнцу лицо. Мимо, чуть задев нас, проскакал давешний милиционер, зажав папку подмышкой.

Проводив его угрюмыми взглядами, переглядываемся.

— Ну… может, мороженое? — неуверенно предложила мама, пытаясь исправить если не ситуацию, то хотя бы настроение.

— А давай! — с несколько натужным весельем согласился отец, — Когда я московское мороженое ел…

В голосе его, несмотря ни на что, просквозили отчётливые нотки тоски, протянувшейся далеко в прошлое.

Недолго думая, пошли на поиски мороженого, и минут через десять наткнулись на тележку. Выстояв довольно длинную очередь, состоящую в основном из ребятни, молодых мам и совсем юных парочек, взяли по два пломбира и отошли на ближайшую аллею, где, из-за тощих, только что высаженных деревцев, не дающих совершенно никакой тени, нашлась свободная лавочка.

Московское мороженое, кто бы что ни говорил о ГОСТах, по вкусу всё-таки отличается от провинциального, и как по мне, довольно-таки заметно. Не сказать, что это прямо-таки необыкновенно вкусно, но если сравнивать с «пальмовыми» сортами, то разница, конечно же, явственно ощущается.

Первую порцию я смолотил быстро, аж зубы от холода заныли, да и родители не слишком-то от меня отстали. Вторую мороженку ем уже вдумчиво, неторопливо, стараясь наслаждаться каждой сладкой молекулой, но мысли, сцука, лезут и лезут в голову…

Ситуация, на самом деле, довольно-таки неприятная, если не сказать больше. Советское законодательство, а отчасти и унаследовавшее его российское, имеет ряд особенностей, и с некоторыми я сталкивался лично, ну а о других хорошо наслышан, и, скажем так, впечатлился на чужих примерах. Самооборона в СССР и в России, это, для тех кто понимает притча во языцех…

Помню прекрасно историю, как к мужику, идущему на работу в ночную смену, докопались два придурка, а работяга, мужик крепкий и резкий, чем-то там в своё время занимался, и придурки, вместо сигарет, денег, телефона и морального удовлетворения, получили по щщам. Ситуация, в общем, банальная…

… а вот продолжение — не очень.

Работяга, отбившись, и даже не слишком сильно обидев мудаков, пошёл себе на работу, а мудаки — в полицию, с заявлением. В итоге, работяга сел[19]… года на полтора, кажется. Все всё понимали и даже по факту не было превышения.

Но мудаки заявление написали, причём первыми. Не вполне понимаю, как это работает в российском или советском законодательстве, но очевидно, как-то работает, и это нужно принять во внимание.

… а у меня — нож! Согласно законодательству СССР, это практически гарантированное превышение, а четырнадцать мне уже есть, и если что, «на малолетку» отправят только так!

Нож, даже если его не применяли в драке, это отягощающее обстоятельство. А если кто-то из селян предъявит более-менее свежий порез, скажем, от косы или от чего ещё, свалив это на меня, то… сидеть мне с гарантией.

А эти… да, эти могут! Не факт, конечно, что сделают, но могут…

Да и участковый, к гадалке не ходи, на стороне колхозников! Притом всех позиций разом — начиная от профилактики правонарушений и низкого показателя уровня преступности на вверенном ему участке, заканчивая благодарностью селян, выражающейся в материальном эквиваленте.

Он может просто не дать делу ход и это для нас, в общем-то, не самый плохой вариант…

А может, к примеру, «потерять» наше заявление, или ещё каким-либо образом «стереть» его из официального документооборота. Но при этом, съездив в село и поговорив по душам, положить в папочку уже заявление от селян, а в люльку мотоцикла — благодарность в материальном эквиваленте.

Далее… не знаю точно, но как вариант, выждать некоторый срок, достаточный для того, чтобы следы на моей шее прошли. А потом, скажем, найдёт нас… в ходе следственных мероприятий…

Ах, какое дело выйдет… образцовое! Малолетний уголовник, да притом, хм… потомственный, если не вникать.

— Не понравился мне участковый, — сбивая с мыслей, сказал отец, и замолк, хмуро кусая мороженое.

— А врач? — в тон ему отозвалась мама, — Как на суде… и притом вина установлена.

— Ну… для неё, может, и да, — задумчиво сказал отец, подъедая мороженое и вытирая липкие руки чистым носовым платком, — в паспортах-то у нас пометочки… а с ними мы, для некоторых людей, априори не товарищи, а исключительно — граждане!

— В редакцию? — спросила мама тем тоном, когда, на самом деле, всё решено, и отец, мельком взглянув на меня, медленно кивнул.

— Есть… — я пискнул голосом и откашлялся, сам себя ненавидя в этот момент, но не в силах молчать, — Есть ещё возможность просто уехать… далеко.

— Это… — отец качнул головой и переглянулся с матерью, — не вариант! Если мы и сейчас не выпрямимся, то так, согнутыми, до конца…