Чужой среди своих 2 (СИ)

[vi]«Почтовый ящик» (Предприятие п/я № такой-то) — открытое служебное наименование заводов, предприятий и организаций оборонного характера, формирований, принятое в СССР для открытой почтовой переписки с указанием города.

[vii] Теодор Герцль(нем. Theodor Herzl, венг. Herzl Tivadar; ивр. בנימין זאב הרצל‎, Биньямин Зеэв Герцль; 2 мая 1860, Будапешт — 3 июля 1904, Эдлах, Австро-Венгрия, перезахоронен в Иерусалиме) — еврейский общественный и политический деятель, основатель Всемирной сионистской организации, провозвестник еврейского государства и основоположник идеологии политического сионизма.

[viii] Влади́мир Евге́ньевич Жаботи́нский(при рождении — Владимир Евнович Жаботинский; ивр. זאב ז’בוטינסקי ‎ — Зеэв Жаботински; 5 (17) октября 1880, Одесса, Российская Империя — 3 августа 1940, Нью-Йорк) — русский и еврейский прозаик, поэт и переводчик, публицист и фельетонист. Лидер правого сионизма, основатель и идеолог движения сионистов-ревизионистов, создатель Еврейского легиона (совместно с И. Трумпельдором) и организаций «Иргун» и «Бейтар».

[ix] В Москве в 1959 г было 4.7% евреев, а к 1979 г уже 2.8%, и это было сокращение не только процентов, но и численности еврейского населения (население Москвы за это время сильно выросло). Большая часть московских евреев к 1979 г уехала не в Израиль, а была выдавлена на периферию,в провинцию.

ПЫ. СЫ. Опережая вопросы «а чего они, собственно, понаехали в Москву, и почему их так много» — евреев в Российской Империи было больше 4%, и по большей части, они «по наследству» достались СССР. В Москву евреи ехали (как и все прочие) за более сытной и интересной жизнью. Нужно ещё учитывать тот факт, что именно евреи были самой образованной национальностью Российской Империи, то есть — более чем конкурентоспособными.

[x] Бри́тва О́ккама(иногда ле́звие О́ккама) — методологический принцип, в кратком виде гласящий: «Не следует множить сущее без необходимости»[1] (либо «Не следует привлекать новые сущности без крайней на то необходимости»

Эпилог

Вызов в школу, да ещё и по столь нетривиальному поводу, родители восприняли с философским смирением. Лишь отец, нервно хохотнув сквозь зубы, сказал что-то не слишком внятное о преемственности поколений. Мама на это усмехнулась одними губами, явно понимая куда больше меня, а впрочем… догадаться несложно.

В тот вечер мы не говорили больше на эту тему, ведя беседы самые пасторальные, обтекая в разговорах все острые вопросы и углы. Спокойствие наше было изрядно вымученным, и я бы даже сказал — натужным, да и спали, как мне кажется, мы все отменно отвратительно.

Завтракали через силу, а меня от волнения аж затошнило, и есть я не стал, ограничившись пустым сладким чаем. Мать, вздохнув еле слышно, настаивать не стала, хотя так-то она сторонница «Завтрак съешь сам…»

— Доброе утро, — сонно сообщила нам Антонина Львовна, вползая на кухню в халате и отчаянно зевая, прикрываясь, не всегда удачно, пухлой ладонью. Она вообще-то поздняя пташка, не часто радующая нас своим присутствием по утрам. Встают они с супругом поздно, и поздно ложатся, по вечерам посещая все возможные премьеры и навещая многочисленных знакомых.

— Доброе утро, — продублировал её супруг, отчаянно взъерошенный и напоминающий разбуженного филина, ничего не соображающего спросонья.

Мы нестройно отозвались, и Антонина Львовна, покопошившись в своих запасах, села пить с нами чай, выложив на стол шоколадные конфеты, да не абы что, а «Мишек» и дефицитный грильяж двух видов из стран Соцблока.

Почти тут же на кухню вошла Бронислава Георгиевна в сопровождении Панны, как всегда — при полном параде.

— Доброе утро, соседи, — поприветствовала она нас хорошо поставленным голосом, в котором, несмотря на возраст, нет ни намёка на старческие изменения.

— Мрав… — сообщила мне кошка, боднув головой голень и запрыгивая на колени, где и свернулась клубочком, уютно замурчав.

— Доброе, Бронислав Георгиевна…

Пили чай, ведя беседы вроде бы ни о чём, но отсладкого ли, от этих неспешных разговоров или от продемонстрированной поддержки соседей, всем нам стало значительно легче.

На подходе к школе я невольно замедлил шаги, а под ложечкой засосало вовсе уж противно, до тошноты. Оно и так-то… сложно, а теперь, когда я вижу, сколько возле школы припарковано солидных автомобилей, пришло понимание, что это — много серьёзней, чем мне казалось!

— Платок дать? — мягко спросила мама, стоя чуть в сторонке.

— Нет… — мотаю головой и пытаюсь отдышаться, чувствуя в глотке противное жжение после рвоты, — свой есть.