Чужой среди своих 2 (СИ)

С другой стороны — то, что я принципе слушал музыку и имею хотя бы самое общее представление о её развитии, уже в плюс. Да и пусть обрывочно, кусками, но знаю биографии некоторых музыкантов, и наверное, смог бы, при некоторых усилиях, так же из кусков, собрать то, что будет… или станет?

А, не суть… В общем, потенциальные хиты. Правда…

Я аж замедлил шаг.

… всё больше англоязычные! А это как минус, в реалиях Советского Союза, за полной бессмысленностью и невозможностью нормально монетизировать воровство интеллектуальной собственности, так и в плюс — за пределами страны.

Вряд ли на этом получится заработать очень уж серьёзные деньги, ибо к хитам, как я понимаю, должна прилагаться немалая толика удачи, и конечно же — исполнители. Но в принципе…

А ведь я, пусть так же, кусками, знаю немало важной информации, на которой можно сделать деньги! В теории в основном… не понимаю, как, например, можно сделать деньги на Уотергейте[iii], не будучи банкиром и политиком, и не засветившись до состояния рентгеновского снимка перед всеми спецслужбами разом.

Засветиться же я не хочу ни в коем случае, по крайней мере — не в Союзе! Оно и в США сейчас можно хорошо влететь, если ты слишком выделяешься из толпы, и выделяешься не в ту сторону, а Союзе, где нет ни оппозиции, ни такого понятия, как «независимая пресса», всё намного жёстче.

А вот потом… если я, пусть даже очень примерно, смогу вспомнить и зарегистрировать на своё имя с полдюжины таких (потенциально!) хитов, как InThe ArmyNow, то какую-то копеечку, и надеюсь, немалую, это принесёт. Да и вообще…

Я далёк от мыслей, что стоит только переписать сюжет «Гарри Поттера», и успех, вкупе с миллионными тиражами, гарантирован, но что-то же из моих знаний о будущем должно выстрелить⁈ Не песни, так, к примеру, знание о грядущем политическом кризисе в какой-то стране, и, если будет такая возможность, сыграть в это время на бирже. Да мало ли⁈

— Ага… — мысли о будущем величии, миллионах и нобелевке вылетели из головы

— Здрасть… а это деревце вам нужно? — интересуюсь у работяги, только-только допилившего засохшее деревце.

— Да с хуя ли? — поразился пролетарий, — А тебе чего, малой, дрова, что ли, нужны? А-ха-ха!

Хохотнув вместе с ним, сообщил, что вот это вот, кривое и разлапистое деревце, пригодится мне для поделок. А пару минут спустя, обпилив ненужные мне ветки, водрузил кривой ствол с несколькими оставшимися ветками, на плечо, попрощался с дружелюбным гегемоном, угостившего папиросой будущего нобелевского лауреата, и отправился в теперь уже свою школу.

Мысли, послушно перескочив, приняли совсем другой оборот, и в голове — не миллионы и речь на вручении, а обустройства быта и мебельный дизайн в отдельно взятой комнате.

— Зараза… — дерево не тяжёлое, но, сука, кривое! Неудобное! Смотреться оно будет, мне кажется, неплохо, но нести чертовски неудобно! А ещё я с ним выгляжу, как, мать его, ПТУшник на практике!

Перекинув деревце на другое плечо, поймал взглядом бытовую сценку со шпаной и ботаником. Нагловатого вида троица, чуть старше меня по виду, обступив парнишку лет двенадцати и придерживая его за отворот рубахи, что-то втолковывала.

А тот, нет бы вырваться и уйти — стоит, как зачарованный… а потом и вовсе — пошёл за ними в подворотню, и вид такой…

— А ну бля, — вырвалось у меня, — стоять, суки!

Суки, что, что характерно, остановились…

… а потом, увидев бегущего на них меня, с деревом наперевес, побежали, и что характерно — быстро! И, суки, убежали…

— На, подержи! — вернувшись после безрезультатной (а жаль!) погони, вручил деревце мальчишке, за каким-то чёртом всё ещё стоящему возле злополучной для него подворотни с видом потерявшегося щенка.

— Да поставь ты его! — продолжая отряхиваться, закатываю глаза, — На плечо зачем? Просто на асфальт класть не хочу, очень уж он тут…

Не продолжаю, выразительным взглядом обводя асфальт, который здесь, и вправду, какой-то особо загаженный, со следами свежих и засохших харчков, окурков и бутылочных осколков, не выметенных дворником из трещин в асфальте. По-видимому, для местных гопников, это, если можно так выразиться, место силы.

— П-прости… — пискнул мальчишка, спешно скидывая деревце с плеча, роняя и подбирая, — Я… я отряхну!

— Да брось! — отбираю у него ствол, пока он, и в самом деле, — Сам вон, гляди, запачкался! Отряхнись.

— Д-да… — старательно не глядя на меня, он начал отряхивать плечи и руки, подрагивая от запоздало нахлынувшего адреналина.

— Местный? — спрашиваю для порядка, — Чего эти-то привязались? В одной школе учитесь?

— А? — не сразу понял он, — Я в сто семидесятой учусь, а эти так, ПТУшники! П-простите…

— За что? — не сразу въехал я, — А… да не боись, малой! Я не ПТУшник, в школе практика! Кстати, в сто семидесятой, так что пересечёмся ещё.

— А вы… ты сейчас туда? — робко поинтересовался он, краснея, и, по-видимому, сам на себя злясь за эту красноту, робость и всё на свете разом.

— Угу, — киваю я, взваливая на плечо стволик, — но если ты рядом живёшь, могу проводить, чтобы эти не докопались.