Чужой среди своих. Чужой среди своих

— Вот и говорю, что дура… Поинтересоваться, из чего, к примеру, «одинадцатидневку» делают — религия не позволила? — голос звучал скорее расстроено, чем гневно. Командир отвела взгляд в сторону от разом растерявший весь свой запал Клуши — побледнев как мел, та плавно опустилась на соседний камень. Ноги ее явно не держали.

Сбоку подскочила медичка, бормоча что-то успокаивающее, Федор ждал чего-то вроде того, что проделали с ним — легкого касания и падающего тела, но она просто посветила в глаза: «Плюнь сюда, девочка, вот и молодец». Посмотрев на показания зажатого в руке приборчика, медичка просто отошла за спину пациентки, грустно покачала головой, сделав при этом непонятный знак второй рукой.

Клуша же, не отрываясь, смотрела на командира, и в этом взгляде была какая-то детская обида: «Как же так?» — потом вдруг сменившаяся спокойным вопросом: «Сколько?». В ответ майор дернула щекой, подняв один уголок рта: «Не парься — больше чем всем остальным».

— Ты извини, но я к тебе Раду приставлю, да и вообще… следи за собой. — Смотреть на своего бойца она по прежнему избегала.

В ответ Клуша только криво улыбнулась и тряхнув головой, показала, что пришла в себя.

— Ладно… Со мной допустим все понятно, — проглотив комок, хриплым голосом продолжала упорно гнуть свою линию, — но остальные? Оставьте пулемет, поставьте мины, а сами уходите. Зачем же…

— Уйти… А думаешь выйдет?

— Вот оно как… Вот суки…

— А головой подумать? — нахмурилась Майор. — Присягу напомнить? И ради чего ее давали? Вот как думаешь — какие шансы у местного ополчения против настоящих спецов? Прикинула, а теперь посчитай, сколько тех же спецов нужно, чтобы нас поймать. А сколько нас сейчас ловит, и так представляешь. Неприятно конечно себя разменной монетой чувствовать, неприятно, но если минуты на жизни меняются…

— А если…

— Хороший мальчик… — непонятно ответила майор, после чего под излучающими надежду взглядами обеих Федор почувствовал себя очень неуютно.

— Вот оно что… — задумчиво протянула Клуша и, искренне улыбнувшись, добавила, — действительно, дура.

— Вот что, боец, — не спеша поднялась, одергивая форму, майор, и вдруг порывисто обняла вскочившую Клушу, — кончай мне тут херню пороть. Думать — не твоя задача, а что и когда делать, тебе и так скажут.

— Ну и дуры! — заявила в ответ подчиненная и, повернувшись, ушла, явственно смахнув что-то с левого глаза.

Больше терпеть неопределенность собственного положения Федька не мог — как пружиной подброшенный, он подскочил к задумчиво перебирающей вещи в рюкзаке майору.

— Командир, надо бы поговорить! — пискнул он первое, что пришло в голову, пока решимость окончательно не покинула заходящееся в стуке сердце. В ответ ему просияла улыбка на пару десятков золотых зубов, и мягкая ладошка попробовала пригладить оставленный спереди чубчик.

— Конечно, боец. Отойдем.

Однако, когда они зашли за громадный, в пяток его ростов, останец, доброты во взгляде командира уже не осталось — только холодное внимание, от которого Федька нервно оглянулся посмотреть, не стоит ли кто у него за спиной. Никого там не было, впрочем — слишком много он о себе думает, ему то шею свернуть еще проще чем куренку.

— А что такое «одинадцатиденевка»? — от волнения и чехарды в голове наружу выплыл совсем не тот вопрос.

— Понимаешь, все дело в том, что человек — не лошадь. — Ответила майор, задумчиво глядя на противоположную стенку ущелья. Там, вопреки всем законам физики, ползла вверх крохотным паучком знакомая мальчишеская фигурка. — Загнать обычный человек себя не сможет. А всякие супермэны существуют только в плохих фильмах. Зато есть препараты, которые могут на время превратить человека в лошадь… Тогда можно бежать все одиннадцать дней подряд — не отвлекаясь на сон, отдых, боль или даже еду.

Фигурка на груди громадной скалы добралась до нависающего карниза, хитро изогнулась, перевернулась и полезла дальше ногами вверх — аж дух перехватило.

— Расплата за это понятная — несколько недель, если не месяцев, постельного режима и специальной физкультуры. Если в течении восьми дней принять антидот, вполне можно потом прийти в норму. Дальше — понадобится специальная аппаратура, которая за тебя будет есть, выводить отходы, дышать и гонять по венам кровь — как повезет. Она есть далеко не везде, да и с ней шансы далеко не стопроцентные. После одиннадцати дней никого вытащить не смогли.

— Но как же так…

— На войне всякое случается. Человек может быть смертельно ранен, отравлен, получить смертельную дозу облучения. Это — для него возможность не быть обузой себе и товарищам, а сохранять боеспособность. До самого конца. Одиннадцать с половиной дней.

Вот так вот просто. Про «пятнадцатиминутку» мальчик спрашивать уже не стал — и так понятно. Зато собрался с духом спросить о главном.