Чужой среди своих (СИ)

— Сало будешь? — прервал мои размышления коренастый молодой тракторист, смутно знакомый по остаткам памяти.

— Всё будет, — решил за меня проснувшийся мужик, — Не обедал ещё? Вот и хорошо! Здесь отлично кормят, но вот сала и пряников в меню не предусмотрено.

— Савелов? — поинтересовалась добродушная санитарка с тележкой, подслеповато заглянувшая в палату.

— Он самый, — отозвался за меня тракторист, — заезжайте, тёть Нин!

— Ум-м? — едва попробовав первую ложку супа, я приподнял бровь, ощущая, как расправляются все мои вкусовые сосочки. Насколько скверно кормили в райцентре, настолько же хорошо кормят в местной больнице!

« — Вот почему мама даже не заикнулась, что принесёт мне поесть!» — пришло ко мне понимание, и я заработал ложкой, стараясь не частить. А уж когда мне подвинули сало с прожилками, обвалянное в чёрном перце и чесноке, и кусок порезанной копчёной оленины, на какое-то время я впал в совершеннейшую нирвану!

Даже чай в больнице был не привычный, пахнущий веником, отдающий лекарствами и тоской, а заваренный на каких-то травах. Ещё бы и сахара в него клали поменьше…

— Да не стесняйся! Ты бери, бери сало… Когда болеешь, витамин С — самое то.

— Сало и самогон! — гоготнул другой, разваливаясь на кровати с «Советским спортом» месячной давности.

— Покурим? — подмигнул тракторист, отзывавшийся, несмотря на молодость, на «Кузьмича».

— Погулять? — рассеянно переспросила медсестра на посту, оторвавшись от вязания, — Ещё две петли… да можно…

— Только со двора не ногой! — опомнилась она, когда мы уже выходили.

— Помним! — отозвался Кузьмич, доставая папиросу.

Устроились на лавочках, стоящих среди невысоких кустов жимолости, под которыми было полно осыпавшихся лепестков.

— Куришь? — осведомился дядя Валера, встретивший меня в палате храпом.

— Ну… — неопределённо пожал я плечами.

— На-ка, раз так… — он протянул мне пачку «Севера» и дал прикурить. Затягиваясь, я пообещал себе бросить… но потом. Ну или просто поменьше курить.

Сейчас я смутно ощущаю, что не стоит… и дело даже не в том, что ломать все привычки разом может быть опасно. Просто… не уверен, но то, что мне просто дали папиросу и позвали курить взрослые мужики, это, некоторым образом, признание.

Подростки здесь курят буквально поголовно, и все об этом знают. Но соблюдая некие правила игры, одни вроде как таятся, а другие — не замечают.

Даже если кто-то курит дома, на кухне при родителях, в посёлке, при взрослых — ни-ни! Не при всех, по крайней мере. Не открыто.

Общественность, какая ни есть, реагирует на это как и положено, а более всего реагирует школа, директор которой обладает немалой власть. У них установки на воспитательную работу, и, воздействуя через профкомы, Комсомол и Партию, они могут сильно надавить как на самого школьника, так и на его родителей.

Хорошо это или плохо? Думаю, когда как… Позднее разберусь.

Мужики заговорили о своём, перемежая работу с бабами, пьянками, охотой и рыбалкой, причудливо сочетая всё это, порой даже в одном предложении. Несколько минут спустя вокруг собрались едва ли не все пациенты мужского пола, и я незаметно вздохнул… Судя по взглядам, бросаемым на меня, мужики ждут интересного, и значит, мне сейчас предстоит стендап на предложенную залом тему.

— … и вот так вот, с ноги? Покаж! — глас народа требователен и азартен.

Встаю, объясняю диспозицию, расставляю «сволочей», показываю…

— А этот в ноги? Вот так? — невысокий, но кряжистый мужик, некоторым образом знакомый с борьбой, пытается разобрать драку на детали.

— Нет, под левую ногу, — поправляю его.

Через…

Прищурясь, гляжу на большие часы во дворе.

… пятнадцать минут, показавшихся мне вечностью, я был отпущен, похлопан по плечу и поименован молодцом.

Отойдя чуть в сторонку, но так, чтобы быть как бы с народом, я устало выдохнул, и, постояв так некоторое время, прошёлся по двору. А ничего так… провинциально, конечно, а глаза режет отсутствие пластикового сайдинга и тому подобных вещей, но в целом — ухожено. Чувствуется рука неплохого хозяйственника.

Большой двор, дорожки местами асфальтированы, по краям дорожек жимолость, несколько деревцев и скамейки, в центре большая беседка, крытая оцинкованным железом, какое-то подобие газонов.

Главное здание — бревенчатое, двухэтажное — из тех, что в Посёлке разбивают на восемь малогабаритных квартир. Несколько длинных деревянных зданий, один в один наши бараки, только что понарядней, вмещают всех пациентов, столовую и аптеку.

В стороне, неряшливой кучкой, хозяйственные постройки и деревянные будочки характерного вида. Собственно, туалеты есть и внутри больницы, но содержимое один чёрт прямым ходом идёт в выгребную яму, которую полагается отчёрпывать несколько раз в году.

С водопроводом тоже беда. Воду закачивают насосом, и можно помыться или спустить воду в туалете, но по какой-то причине, даже в процедурном кабинете стоит рукомойник, с ведром внизу.

— Пятьдесят лет Советской власти, — произношу одними губами, замечая висящий на стене кумачовый лозунг, — Н-да… символично.

« — А пройдёт ещё пятьдесят лет, — мрачно констатирую я, — и не изменится ничего!»