Чужой в стране чужих (Чужак в стране чужой) (Чужак в чужой стране) (Другой перевод)

Текущие события, важные для Марса, были совершенно другого сорта. Рассоединившиеся Старшие решили (почти между делом) послать человеческого птенца грокнуть, что в его силах, о третьей планете, и вернулись к более насущным делам. Незадолго до этого, примерно во времена земного Цезаря, марсианский писатель создал — великое произведение искусства. Его можно было назвать и поэмой, и музыкальным опусом, и философским трактатом. Это была последовательность эмоций, выраженная трагическими и логическими средствами. Поскольку это произведение могло быть воспринято человеком примерно так же, как слепой от рождения воспринимает описание восхода солнца, не имеет смысла приписывать ее к какой-либо категории. Главное было в том, что писатель случайно рассоединился до того, как закончил работу.

Вообще, неожиданные рассоединения на Марсе чрезвычайно редки; марсианский вкус в этом деле требует, чтобы жизнь была неким завершенным целым с физической смертью, наступающей в подходящий, тщательно выбранный момент. Этот писатель, однако, настолько погрузился в работу, что забыл перейти с холода в теплое место. Когда его отсутствие было замечено, его мясо уже не годилось для еды. Он же, не заметил рассоединения и продолжал создавать свое творение.

Марсианское искусство делится на две категории: то, которое создается живым взрослым — энергичное, подчас даже радикальное, и то, которое создается Старшими — консервативное, чрезвычайно сложное и обязанное демонстрировать технику, отвечающую более высоким стандартам. Эти две категории всегда рассматриваются порознь.

Но по каким меркам судить об этом произведении? Оно легло мостом между соединенностью и рассоединенностью. Его финальная часть принадлежала Старшему… хотя творец, как истинные творцы всех времен, не заметил изменения состояния и продолжал работать, словно соединенный. Может, это новая категория искусства? Могут ли быть созданы и другие подобные вещи в результате неожиданного рассоединения автора во время работы? Старшие обсуждали существующее, неслышно совещались уже не первое столетие, а все соединенные марсиане с нетерпением ожидали их вердикта.

Вопрос представлял большой интерес еще и потому, что речь шла об искусстве религиозном (с земной точки зрения) и крайне эмоциональном: в произведении описывался контакт между марсианской расой и народом пятой планеты — событие, происшедшее давно, но до сих пор живое в памяти марсиан ввиду его огромной важности, так же, как одна-единственная смерть на кресте все еще оставалась в памяти людей и имела для них огромную важность, хотя с тех времен прошло уже два тысячелетия. Марсиане встретились с народом пятой планеты, полностью грокнули его и начали действовать: от планеты остались осколки-астероиды, а марсиане восхвалили народ, который они уничтожили. Новая работа была одной из многочисленных попыток грокнуть прекрасное знание в целом во всей его сложности — в одном произведении. Но прежде, чем судить о нем, надо было решить, как о нем судить.

Это был очень серьезный вопрос.

Валентайн Майкл Смит на третьей планете не интересовался этим пламенным творением, он даже никогда не слыхал о нем. Его марсианский воспитатель и его водные братья не забивали ему голову вещами, которые он все равно бы не понял. Смит знал о разрушении пятой планеты так же, как любому, земному школьнику известна Троя или Плимут-Рок — место, где в 1620 году высадились переселенцы с «Мэйфлауэр» — но его не знакомили с теми произведениями искусства, которые он был не в состоянии грокнуть. Его познания были неизмеримо, неимоверно шире познаний остальных птенцов его гнезда, но гораздо уже, чем у взрослых; его воспитатель и его советчики из Старших мимоходом заинтересовались, что и как много может понять этот чужой птенец. В результате этого он знал о человеческой расе больше, чем человеческая раса знала о себе, ибо Смиту приходилось грокать готовыми вещи, о которых ни одно земное создание просто не имело представления.

А сейчас Смит радовался своим успехам. Он нашел в лице Джубала нового водного брата; он обрел множество новых друзей, он наслаждался восхитительными новыми познаниями, сыпавшимися такой лавиной, что он даже не имел времени грокнуть их; ему оставалось только откладывать их в памяти, чтобы потом поразмыслить на досуге.

Его водный брат Джубал сказал, что он сумел бы грокнуть это странное и прекрасное место гораздо быстрее, если бы научился читать, поэтому он потратил на это весь день или около того. Джил показывала ему слова и говорила, как они произносятся. Это означало целый день вне бассейна и было большой жертвой, поскольку купание (а он твердо усвоил, что купаться разрешается) приводило его даже не в восторг, а в невыразимый религиозный экстаз. Если бы не Джил с Джубалом, он вообще бы не вылезал из бассейна.