Чужой в стране чужих

— Он опять возомнил, будто он босс, — возразила Доркас.

— И давно это с ним?

— Дней десять.

— Да, пожалуй, процесс зашел далеко. — Энн взглянула на Доркас и Мириам. Все трое поднялись из-за стола. Дюк спокойно продолжал есть.

— Девушки, только не сейчас, — заволновался Харшоу. — Погодите, пока… — Они двинулись к нему, машина-официант вильнула в сторону, освобождая дорогу. Энн взяла Джубала за ноги, остальные за руки, застекленная дверь разошлась в стороны, и они с визгом выволокли его в сад. Визги оборвались тяжелым всплеском.

Девушки вернулись. Ни в их одежде, ни в прическах не было ни малейшего беспорядка. Мириам села на свое место и повернулась к Джил:

— Еще салата?

Харшоу вернулся в пижаме и халате вместо джемпера. Машина накрыла его тарелку, как если бы он на минутку отлучался. Теперь она сняла крышку, и он принялся за еду.

— Я всегда говорил, — провозгласил он, — что женщина, не умеющая готовить, это сто долларов убытка. Если меня перестанут как следует обслуживать, я обменяю всех вас на одну собаку и пристрелю ее. Что на десерт, Мириам?

— Земляничный пирог.

— Он больше похож на себя, чем то, что было раньше. Все свободны до среды.

* * *

После ужина Джил прошла в гостиную, намереваясь поглядеть программу новостей и опасаясь обнаружить в ней упоминание о себе. Она не смогла найти ни приемника, ни чего-либо, что могло маскировать стереобак. Она подумала и не смогла припомнить, чтобы видела в доме хотя бы один аппарат такого рода. Не было и ни единой газеты, хотя повсюду во множестве валялись книги и журналы.

Поблизости никого не было. От начала соображать, который сейчас час. Свои часы она оставила наверху и поэтому принялась оглядываться вокруг. Ей не удалось найти ни одних, и, порывшись в памяти, она поняла, что не видела ни часов, ни календаря ни в одной из комнат, через которые проходила. Она решила, что лучше всего лечь спать. Одна стена была сплошь заставлена книгами. Она обнаружила катушку с киплинговскими «Такими вот историями» и взяла ее с собой.

Кровать в ее комнате была последним словом техники: с автомассажером, кофеваркой, пультом микроклимата, читальной машиной и так далее, и тому подобное, однако будильник отсутствовал. Джил решила, что она вряд ли проспит завтрак, забралась в постель, вставила катушку в читальную машину, легла на спину и стала смотреть, как по потолку бегут строчки. Вскоре пульт управления вывалился из ее ослабевших пальцев, огни погасли, она уснула.

Джубалу Харшоу не удалось заснуть так легко: он досадовал на себя. Его интерес пропал, наступила реакция. Полвека назад он поклялся страшной клятвой никогда больше не подбирать бездомных котят. И вот теперь — груди Венеры Милосской! — ему привалило счастье подобрать сразу двоих… нет, троих, если считать еще и Кэкстона.

То, что он нарушал эту клятву по паре раз в год, мало тревожило его: он никогда не отличался последовательностью. И не то чтобы два содержанта могли причинить ему неудобство — дрожать над медяками было не в его характере. За свою бурную жизнь он много раз разорялся, бывал и богаче, чем сейчас; он относился и к тому, и к другому, как к причудам погоды, и не обращал особого внимания на перемены. Но тарарам, который подымется, когда за этими ребятами явятся сыщики, приводил его в дурное расположение духа. А тарарам будет, да еще какой, в этом он не сомневался: наивный младенец, которого приволокла Джил, наследил за собой, словно трехногая корова!

Значит, в его дом ворвутся совершенно незнакомые люди, начнут задавать вопросы, предъявлять требования… и ему придется принимать какие-то решения, совершать какие-то действия. Он же был убежден, что любые действия суетны сами по себе, поэтому-то ближайшие перспективы делали его крайне раздражительным.

Он не ожидал от таких созданий, как люди, осмысленных действий: большинство людей — кандидаты на превентивный арест. Он желал лишь одного: чтобы его оставили в покое… все, за исключением тех немногих, кого он выбрал товарищами своих развлечений. Он был уверен, что, предоставленный самому себе, сумеет в конце концов достигнуть нирваны… погрузиться в собственный пупок и исчезнуть из виду, словно индийский факир. Ну неужели нельзя оставить человека в покое?

Около полуночи он загасил двадцать седьмую сигарету и сел в кровати. Зажегся свет.

— Ко мне! — завопил он в микрофон.

Появилась Доркас в халате и шлепанцах.

— Что нужно, босс? — спросила она, позевывая.

— Доркас, последние лет двадцать или тридцать я был отвратительным зловредным паразитом.

— Это всем известно. — Она опять зевнула.

— Никогда никому не льсти. В жизни каждого человека наступает время, когда он должен перестать быть благоразумным… время расправить плечи и заявить о себе… зажечь огонь во имя свободы… поразить зло.

— У-а-а-у.

— Прекрати зевать, ибо это время пришло.

Она оглядела себя.

— Тогда, может быть, мне стоит переодеться?

— Да. И зови сюда остальных. Дела хватит на всех. Вылей на Дюка ведро воды и скажи, чтобы стер пыль с этого маленького трепача и сделал его работоспособным. Я нуждаюсь в новостях.