ЧВК Херсонес – 2

Море целует твои пальчики, когда ты
Осторожно ступаешь по мокрым камням.
То же море мурлыкает в такт твоим шагам.
Каждая роковая, облизывающаяся волна,
касаясь твоих загорелых колен,
Сама попадает в такой же коварный плен.
И тоже выводит давно забытые нами мелодии,
лаская солнце на линии неба.
Мне кажется, ты и море – равноценная небыль.
Второго такого – чёрного, синего, жадного,
страстного, дикого, нежного – нет.
Ничто, кроме этого моря, не дарит такой свет.
Вот так же глаза твои, смешивая синий,
зелёный и серый в одном узоре,
Вмещают в себя всё это дивное море,
В котором я не тону. Оно мягко и бережно
держит за плечи меня на плаву.
Поэтому только твои глаза ставятся во главу
Всего, что со мною было, во всём и всем.
Вне всяких логических выкладок и теорем,
Вне научных цитат и привычных схем…
Иначе и сам я
кому,
зачем?

…Ох, нет! Вот прямо-таки абсолютно точно, бесповоротно, стопроцентно, увы, но нет! Нет, от слова «совсем»! Простите меня. Или не прощайте, уже не важно, этого не развидишь…

…Пляж набит десятками, сотнями пожилых извращенцев с толстыми пузьями и отвисшими задницами. Женщины не отстают от мужчин в махровом бодипозитиве, который после сорока пяти отнюдь не делает любую бабу ягодкой! А волосатые ягодки – это тот ещё лютый шок! Люди, будьте милостивы друг к другу! Нам ещё вместе жить…

– Оставь одежду, всяк сюда входящий! – кричали мне в лицо отдыхающие, грозно тряся всем, чем их одарила природа.

Наверное, многие хотели бы меня даже побить, но наличие обнажённого Германа, шествующего впереди, снимало все претензии и вопросы. Во-первых, специалист по бронзе и мрамору был красив как полубог, а во-вторых, его мышечная масса не оставляла сомнений в том, что такой мужчина способен уложить наповал половину пляжа. Если не всех! А чего, с него станется…

– Где мы тут будем искать Светлану?

– Это легко, друг мой! Нам нужно лишь отметить самое большое скопление народа.

Мужчины будут взаимно восхищаться ею, а женщины столь же дружно проклинать её!

Действительно, если подумать, то ничего сложного. Фактически прямо на холме, где были похоронены в склепе представители семейства профессора Юнге, собственно и создавшие славу коктебельских виноградников, стояла наша музейная Афродита Таврическая, а толпы туристов ложились носом в песок и гальку, подтверждая её божественную исключительность.

И да, обнажённая Гребнева была этого достойна!

Её кожа излучала золотистый свет, а великолепная фигура, гибкая и каноническая, без единого волоска на теле, с волной янтарно-золотых кудрей, ниспадающих на спину, казалась вычерченной стальным гвоздём Валентина Серова на неподкупной эмали голубого неба. Кажется, именно он ввёл в лексикон художников начала двадцатого века это понятие: рисунок должен быть сделан словно бы «гвоздём», то есть не имея ни малейшего шанса на исправление, а потому единственно верным и честным.

– То есть нам ещё нужно будет отыскать Диню на винном заводе? – с трудом удерживая нарастающее сердцебиение, уточнил я.

– Именно так! Но без Светланы мы его там нипочём не отыщем…

– Почему?

– Потому что только женщина способна найти пьяного мужчину. Ибо у них одна логика и один образ мыслей.

– И ведь не поспоришь, – согласился я. Снял с себя камуфляжную куртку и накинул на плечи нашей специалистки по древнегреческой росписи ваз.

Божественное сияние её кожи мгновенно потухло. Гребнева опомнилась, просунула руки в рукава, запахнулась поплотнее, застенчиво улыбнулась мне и первой пошла вперёд, даже не спрашивая куда и зачем. Такое впечатление, что территорию Коктебеля она знала едва ли не наизусть. Да, она была здесь, и не раз, уверен на все сто!

Другие нудисты, мужчины и женщины, вытягивали шеи, вставали с тоскливым воем и пустыми взглядами тянулись за ней. Мы увеличили шаг, они тоже. Положение становилось двусмысленным. Мы побежали, за нами неслись, наверное, с полторы сотни голых людей в разной степени возбуждения.

– Я их задержу, друзья мои!

– Дурак, они пройдут по тебе, как по асфальту, и не заметят. Бежим!

Накал страстей рос. Светлана бежала, как горная серна, преследуемая волками. Герман на бегу отмахивался чьими-то сброшенными плавками, для надёжности завернув в них крупный камень-голыш. Да, тут даже камни голые, представляете?