ЧВК Всевышнего

По сторонам только песок и камни, от гальки до глыб в двух-трехэтажные здания размером, но Обизат все равно жадно глазела по сторонам, ерзала, оглядывалась. В огромных зеленых глазах столько любопытства к этой удивительной жизни людей, что Михаил молча любовался этим удивительным цветком, наконец поинтересовался:

– О твоем прадеде наслышан, а кто твой отец, если не секрет?

Она повела в его сторону глазищами, полными изумления.

– Асмодей… Я родилась в его клане и была в его Братстве! Наш мир никогда не покидала… ну, до того момента, как нас послали помочь Кезиму.

– Асмодей, – повторил он в изумлении, – тот самый, что некогда был серафимом?

– Да, – подтвердила она с настороженностью, не зная, как человек отнесется, что Князь Ада Асмодей в далеком прошлом был обитателем высших кругов неба. – Он меня и породил.

Он пробормотал:

– Гм, интересно… Как-то начал читать эту вашу родословную, где Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова, Иаков родил Иуду и братьев его… дальше не помню, бросил. Я же человек современный, для меня упоминание женщины обязательно. Сейчас вон наивные спрашивают, если Господь изгнал Каина, как тот мог наплодить кучу народа, других же кроме него и убитого им Авеля не было!.. А не было потому, что женщин просто не считали нужным упоминать.

Она сказала живо:

– А вот и нет, у вас тоже так!.. Вчера смотрела, как один великий воин говорит своему сыну: «Я тебя породил, я тебя и убью!»

Он засмеялся:

– Тот фильм тоже про давние времена, а сейчас тебя еще как будут замечать! Уже замечают. Мне кажется, твоя мать очень красивая…

Обизат взглянула в изумлении.

– Я знаю. Она была среди людей не то королевой, не то императрицей. После ее красивой гибели Картиэль присудил ей пребывать вечно в огненной реке, но мой прадед Форнеус увидел ее там, восхитился ее красотой и тем достоинством, с которым она переносила муки, и, нарушая законы, спас для своего сына. Сатан сперва разгневался, потом подумал и разрешил, хотя никто так и не понял, что задумал властелин преисподней.

Он кивнул, но ничего не ответил, впереди под ярким сверкающим в безоблачном небе солнцем показалось огромное и явно заброшенное здание, но не времен Саладдина, а современное, только с выбитыми стеклами на первом этаже, зато с вертолетной площадкой на крыше.

– Прибыли, – сообщил он. – Здесь мы как на ладони. Придется дальше пешком. Скажем, что бензин кончился… Дескать, если продадут нам или одолжат канистру, будем счастливы.

Она спросила, широко распахивая глаза:

– А если откажут?

– Обидимся и всех убьем, – пояснил он, – Мы же обидчивые? А бензин не возьмем из гордости.

– Я возьму, – заверила она. – Я не гордая.

– Лаунчер оставь, – предупредил он. – И автоматы. А пистолеты спрячь, мы двое туристов-экстремистов, что заблудились. Экстремалов, в смысле. Эстремалим, дескать, в экзотических краях, где пальмы и верблюды.

Под палящим солнцем, где единственная на мили вокруг тень – это их собственная, пошли в сторону здания, и даже Обизат чувствовала, что они двое как на ладони, нигде ни спрятаться, ни укрыться.

Михаил покосился на нее, Обизат идет спокойно, на лице загадочное выражение, зеленые глаза чуточку потемнели, несмотря на бьющее в них солнце, движения ровные, поинтересовалась, не поворачивая головы:

– А если начнут стрелять?

– Не начнут, – заверил он.

– Почему?

– Нас всего двое, – напомнил он. – То ли отец с дочерью, то ли супружеская пара. Явно не опасны для людей с оружием, что привыкли воевать и умеют это делать.

Песок закончился; во всяком случае, под его тонким слоем уже чувствуется твердая поверхность, а чем ближе подходили к зданию, что расположено на едва заметном возвышении, тем меньше песка под ногами и тем тверже получается шаг.

– Улыбайся, – шепнул он, – мы же достигли хоть какого-то, но жилья! Вон там в окнах мелькнули люди…

Обизат улыбнулась, ступает настолько неслышно, что он невольно посмотрел на ее ноги. Каблучки совсем недавно стучали, как копытца молодого резвого козленка, а сейчас крадется, словно тень, неслышная и смертоносная, как горностай.

Только вблизи стало видно, здание обнесено высоким забором из проволочной сетки песочного цвета. От нее до двери где-то шагов тридцать-сорок, от калитки ведет вымощенная белой плиткой дорожка.

Рядом с калиткой каморка охранника, за стеклянным окошком Обизат увидела пустой стул, комнатушка выглядит запыленной и захламленной.

Михаил остановился у калитки, Обизат быстро осмотрелась, шепнула:

– Железная! И заперта, да?

– Умница.

– Будешь искать ключ? Или выламывать?

– Лучше поазазелим, – ответил он.

Она охнула, когда он шагнул в сторону, ударил локтем в окошко, закрытое толстым стеклом.

Раздался звон, осколки часто посыпались на каменный пол. Михаил сунул руку в дыру, Обизат видела, как перекосилось его лицо от усилий, кое-как сумел вдвинуться до самого плеча.

С той стороны раздался щелчок, скрип отодвигаемого засова. Михаил вытащил руку, шепнул:

– Не отставай.

Она дождалась, когда осторожно откроет дверь, вошла следом. Михаил тут же закрыл за нею, засов вдвинул на прежнее место.

Она сказала быстро: