И вот утро понедельника, итоги учебного года уже известны, а мы, как ни в чем ни бывало, отправляемся на обычную пробежку. Только у Ипполита лангет и пакетик сверху намотан.
За завтраком оказалось, что Константин Михайлович не уехал. Он сидел за преподавательским столом, намазывал себе бутерброды и явно пребывал в хорошем настроении — помахал нам ручкой.
После завтрака Робот отвел нас в класс и остался с нами.
— Курс, встать! Смирно! — рявкнул он.
— Вольно, — скомандовал Чирков, заходя в класс. — Садитесь.
ЕП зашел следом и остался стоять у доски вместе с поднявшимся со своего места Виктором Робертовичем.
Константин Михайлович сел вместо него и выразительно шлепнул ладонями о стол.
— А знаете ли, ребята, какой сегодня день, а? Интересно как совпало. Первое июня! А что это за день?.. Не знаете… День защиты детей! Повезло вам, сразу скажу.
Он прямо-таки лучился хорошим настроением, и мне вдруг показалось, что и правда всё будет хорошо. Детей защитят, нам действительно повезло.
— Поздравляю вас. Можно сказать — всё, предварительно отстрелялись. А теперь что? Будем подводить итоги и вопросы решать. Виктор Робертович, давай подводить, что ли?
Робот прошел к доске с таблицей и выкатил ее к большой доске. Чирков развернулся со стулом, прищурился на таблицу, затем достал очки.
— Так, — сказал он, внимательно проходя глазами по списку. — Ну и что тут у нас получается?.. Ай-яй-яй. Ай-яй-яй. Что-то многовато у нас минусов, а? Виктор Робертович?.. А на первом месте у нас, значит, курсант Сиваков. Ну что же. Ожидаемо… А на втором у нас кто?
Он повернулся и посмотрел на меня.
— Хм. Молодец, Кирилл, — сказал. — Молодец. Смог. Я же говорил.
Ничего он мне не говорил. Я, честно говоря, просто озадаченно хлопал глазами — совершенно не ожидал, что Константин Михайлович знает меня. Нет, ну мы знакомились вначале и все такое, но я и не думал, что он запомнил. Да и похвала показалось мне не особенно заслуженной, если б не Мочка, то может все бы по-другому получилось. И гадский поступок Мочки привел меня к этому второму месту в общем зачете. Ну как ко второму? Я посмотрел на Виктора Робертовича. Тот улыбался своей роботизированной улыбкой, слегка приподняв уголки губ.
— Как же так, ребята? — Чирков оторвался от меня и оглядел класс. — Почему такой прискорбный результат?
— Плохо старались, — пробурчал Бандуркин.
Я почувствовал прилив чистой незамутнённой ненависти. Но затем подумал, что он, видимо, имеет ввиду главным образом себя. Он явно очень хотел быть первым. Или хотя бы на моем месте.
— Ну надо что-то решать, — сказал Чирков. — Надо решать. Я ведь предупреждал? Если у курсанта нет очков, то он перестает быть членом Семьи. А у вас таких получается пятеро. Ну что же…
— Константин Михайлович, — сказал Робот. — Позвольте внести коррективы.
— Коррективы? Давайте коррективы.
Виктор Робертович достал записную книжку, взял фломастер и начал вносить коррективы. Правда, он ничего не стирал, а писал рядом. Начал с Мишина и возле его минус 1120 нарисовал нолик. Затем дописал Корнееву рядом с минус 160 тоже нолик. Перешёл к "Тюльпанам" и поставил нолики Резникову, Говядину и Дорохову. У них в общей сложности было минус 1780. Последней фамилией, напротив которой он внес изменения, оказалась моя. Возле моих 3040 он написал минус 20.
В общем, сделал то, о чем я его попросил перед завтраком.
— Вот так вот, значит, — нарушил тишину Чирков. — Благотворительность, значит. Минус 20 себе оставил? Кирилл, ты дурачок, что ли?
— Пусть логику объяснит, — сказал ЕП. — Кирилл, объясни логику.
— Ну, — начал я, чувствуя, что "дурачок" меня задел и оттого ещё больше волнуясь. — Потому что это несправедливо! Просто не везет иногда и что теперь?! Неправильно это — минусы эти! Все стараются! На самом деле!..
— Логика, — напомнил ЕП.
— Ну, — я чувствовал, что лицо у меня раскраснелось, прямо запылало. — Всех в ноль вывести не получалось. Немного не хватало… А я не могу кого-то выбирать!.. Что я, судья?!..
— А себя, значит, можешь?
ЕП был исключительно серьезен.
— Ну а что делать, если не хватает? Раз уж начал? Пришлось, ну…
— Как-то он не очень складно говорит, — Константин Михайлович повернулся к ЕП, — Отстающий, что ли?
— Он умеет складно. Материя тонкая, стесняется.
— А, — Чирков задумчиво посмотрел на меня. — Понятно. Ну что ж… Так делать можно. Коррективы принимаются. Таким образом, у нас пока один явный кандидат на отчисление.
— Мы добавим ему! — воскликнул Серёга Грачёв.
— Нет, — Константин Михайлович энергично покачал головой. — Не добавите. Коррективы можно было вносить только до того, как я сюда пришел.
— Да мы не знали, что так можно — очками делиться! — выкрикнул Сумин. — Мы бы тоже!
— А поинтересоваться? Вот — человек поинтересовался. А чего ж ты, человек, с друзьями не объединился?
— Потому что это личное дело каждого! Нельзя давить! Сами же говорили, как очки важны.
— И ты свои кровно заработанные решил, значит, вот так вот просрать на этих неудачников? Которые плохо старались?
— Неправда! Они старались! Не повезло просто!