Чжуан-цзы

Даже поверхностное знакомство с книгой «Чжуан-цзы» убеждает в том, что перед нами весьма разнородный, многослойный по своему происхождению памятник, отразивший взгляды и стилистику многих авторов. Правда, анализ лексических и метрических структур текста (подобные исследования проводились А. М. Карапетянцем и К. Рэндом) не дает оснований говорить о каких-либо устойчивых качественных отличиях текстов различных разделов книги. Надо сказать, что смысл трехчастного деления книги «Чжуан-цзы» и проблема ее авторства до сих пор остаются предметом оживленных споров среди специалистов. Согласно общепринятому мнению, главы Внутреннего раздела в целом наиболее точно отражают идеи и писательский гений самого Чжуан-цзы. Представленные в них рассуждения и сюжеты объединены общей темой или идеей, обозначенной в заголовке каждой главы. Американский исследователь К. Рэнд считает возможным говорить об общей «мистической» тональности этого раздела. Что касается двух последующих разделов, то в них собраны тексты явно разного характера. А. Грэхэм (и вслед за ним К. Рэнд) выделяет в отдельную группу главы 8 - 11, определяя их философию как апологию «примитивизма». Ряд китайских ученых относят авторов этих глав к числу последователей Лао-цзы, предполагаемого автора главного даосского канона «Дао-дэ цзин». В главах 17 - 22 содержатся диалоги и фрагменты, развивающие идеи, которые содержатся во Внутреннем разделе. По этой причине А. Грэхэм предлагает считать их составителей «школой Чжуан-цзы». Главы 12 - 14 отмечены стремлением согласовать учение древних даосов с другими влиятельными школами китайской мысли, в первую очередь с конфуцианством. А. Грэхэм характеризует их (а также 33-ю главу) как «синкретистские», К. Рэнд называет их «рационалистскими». Тексты раздела «Разное» в еще меньшей степени поддаются систематизации. Наиболее отчетливую группу среди них составляют главы 28 - 31, в которых высшей ценностью объявляется наслаждение жизнью, — позиция, очень близкая взглядам философа Ян Чжу.

Китайскими, японскими, а в последнее время и западными учеными проделана значительная работа по редактированию текстов «Чжуан-цзы». Здесь нет возможности вдаваться в обсуждение всех проблем и тонкостей этих исследований. Достаточно сказать, что переводчиком были учтены новейшие достижения филологической критики «Чжуан-цзы» (основные труды современных комментаторов «Чжуан-цзы» указаны в помещенной ниже библиографии по текстологии «Чжуан-цзы»). Нельзя не отметить вместе с тем, что значительная часть исправлений, вносимых исследователями в текст «Чжуан-цзы», носит достаточно произвольный и гипотетический характер. Поэтому в настоящем переводе случаи замены знаков сведены до разумного минимума, и лишь наиболее существенные среди этих исправлений оговорены в примечаниях.

Разумеется, остаются еще и общие вопросы тона и стиля перевода, и ответов здесь столько же, сколько самих переводчиков. Так, А. Грэхэм, много лет посвятивший изучению древнедаосских памятников, выступает за вдумчивое, углубленное прочитывание текстов «Чжуан-цзы» и против поверхностной гладкости перевода, утверждая, что стремление беллетризировать перевод «приведет к смешению смысла и бессмыслицы под одной аморфной оболочкой» и что парадоксальным образом лучшие европейские переводы «Чжуан-цзы» наихудшим образом передают подлинный интеллектуальный образ даосского мудреца. Другую распространенную точку зрения выразил американский синолог В. Мэйр, автор одного из новейших английских переводов «Чжуан-цзы». В. Мэйр подчеркивает, что книга «Чжуан-цзы» — «это прежде всего и преимущественно литературный текст и, следовательно, нет смысла подвергать ее строгому философскому анализу». Перечень противоречивых высказывании о том, каким должен быть перевод «Чжуан-цзы», легко продолжить. Но в любом случае отвлеченный спор о принципах перевода даосских текстов едва ли будет плодотворен. Конгениальность перевода и оригинала, единство умозрения и поэзии здесь не могут быть заданы в формулах; они должны быть постигнуты как результат духовного искания, как живой опыт, оправдывающий человеческое существование. В конце концов перевод «Чжуан-цзы» требует от переводчика найти свою правду.

В заключение остается сказать несколько слов о переводе ключевых философских терминов даосской мысли. Понятие «Дао» обычно переводится словом «Путь» (в смысле направленного и даже, точнее, выправленного движения), но в ряде случаев дается в транскрипции. Наибольшие трудности создает перевод термина «Дэ», который в даосских текстах обозначает внутреннее совершенство вещей, символическую и, значит, лишь предвосхищаемую, прикровенную полноту их жизненных свойств. В русском тексте Дэ передается также словами «Сила» и даже «добродетель». Другое важное понятие даосской космологии — «Ци» — переводится словами «энергия», «жизненная энергия», но в некоторых случаях — словосочетанием «духовные токи». Переводы прочих терминов, как правило, следуют уже устоявшейся в русской литературе терминологии.