Чжуан-Цзы

— Моя внутренняя искренность еще не растворилась окончательно и светится во мне. А воздействовать на людские сердца извне, побуждая их относиться с пренебрежением к почтенным и старшим, — значит навлекать на себя беду. Хозяин постоялого двора — человек небогатый, торгует кашами да похлебками. Если так поступает тот, кто не имеет ни больших доходов, ни власти над людьми, то что будет делать владыка царства в десять тысяч колесниц, который неустанно печется о благе государства и ревностно вникает в дела? Я испугался, что царь захочет обременить меня делами государственного правления и будет ждать от меня заслуг.

— Вот прекрасное суждение! — воскликнул Бохунь-Безвестный. — Но если вы будете так вести себя и впредь, люди пойдут за вами толпой, ища у вас защиты.

В скором времени Бохунь-Безвестный пришел к Ле-цзы и увидел у ворот множество пар туфель, оставленных посетителями. Обернувшись лицом к северу, он оперся на посох, постоял некоторое время молча и вышел вон. Дворецкий доложил об этом Ле-цзы, и тот, немедленно скинув туфли, побежал вдогонку за Бохунем-Безвестным, догнал его у ворот и спросил:

— Раз уж вы, учитель, пришли, не дадите ли вы мне наставление?

— Поздно! — ответил Бохунь-Безвестный. — Ведь я предупреждал вас, что люди будут искать у вас защиты, — так оно и вышло. Вы неспособны дать людям защиту и не можете сделать так, чтобы люди не искали у вас защиты. Для чего все это? Вы хотите воздействовать на других, но не понимаете, что и другие будут воздействовать на вас. Ваши способности придут в расстройство, а это уже никуда не годится. Однако же те, кто следуют за вами, не скажут вам правды. Их ничтожные речи — что яд для человека. А чем могут помочь друг другу люди, живущие без бодрствования, без понимания?

Умелые — трудятся, знающие — печалятся, неспособные же — ни к чему не стремятся. Набив живот, привольно скитаются они, подобно отвязавшемуся в половодье челну: он пуст и свободно несется неведомо куда.

Человек из Чжэн по имени Хуань учился книгам во владениях рода Цюй. По прошествии трех лет Хуань стал конфуцианцем и щедро одарил милостями всех своих родичей, как Желтая Река орошает своими водами все земли вокруг на девять ли. Младшему же брату он велел изучать учение Мо Ди, а потом между ними зашел спор, и отец принял сторону младшего брата. Десять лет спустя Хуань покончил с собой и, явившись его отцу во сне, сказал:

— Ведь это я велел младшему брату изучать учение Мо Ди, почему бы тебе не признать, что я сделал тебе добро, и не присмотреть за моей могилой? Нынче я стал шишкой на кипарисе, который растет там.

То, что творит вещи, — воздает человеку, но не какому-то определенному человеку, а небесному в человеке. Хуань заставил своего брата изучать учение Мо Ди. Но когда Хуань решил, что это он сделал своего брата не похожим на себя и по этой причине стал презирать своего отца, он уподобился тем людям в Ци, которые брали воду из одного колодца и старались оттолкнуть от него друг друга. Потому и говорят сейчас: “В наше время все люди — хуани”. Вот почему тот, кто претворил в себе полноту жизни, живет незнанием, и тем более таков тот, кто претворяет Путь. В старину это называлось “избежать кары Небес”.

Мудрый обретает покой в том, что дарит ему покой, и не ищет покоя там, где его нет. Заурядный человек ищет покоя в том, что не дает покой, и не имеет покоя там, где покой есть.

Чжуан-цзы сказал: “Познать Путь легко, а не говорить о нем трудно. Знать и не говорить — это принадлежит небесному. Знать и говорить — это принадлежит человеческому. Люди древности предпочитали небесное человеческому”.

Чжу Пинмань учился закалывать драконов у Чжили И. Он лишился всех семейных богатств стоимостью тысячу золотых, но за три года в совершенстве овладел этим искусством. Одно было плохо: мастерству своему он так и не нашел применения.

Мудрый и необходимое не считает необходимостью, а потому обходится без оружия. Обыкновенный человек считает необходимостью даже не необходимое, а потому имеет много оружия. Привыкший к оружию всегда пользуется им, чтобы добиться желаемого. Но тот, кто уповает на силу оружия, гибнет сам.

Знания маленького человека не идут дальше обертки для подарка и дощечки для письма. У такого человека на уме одни мелкие заботы, но он хочет облагодетельствовать весь мир, постичь Великий Путь и слиться с Великим Единством. Подобные ему вслепую блуждают по миру и, не ведая Великого Начала, впустую расточают свои силы. А вот совершенный человек духом устремляется к Великому Истоку и сладко дремлет в Извечно Отсутствующем.

Он подобен воде, которая струится, не имея формы, и обнажает Великую Чистоту. Разве не прискорбно, что люди стараются знать все о кончике волоска и не ведают о великом покое?

В царстве Сун жил человек по имени Цао Шан. Сунский царь отправил его в Цинь и дал ему несколько колесниц, а Шан сумел понравиться циньскому царю и заимел целую сотню колесниц.

Вернулся он в Сун, встретил Чжуан-цзы и стал над ним насмехаться: