Coi Bono? Повесть о трагедии Гуш Катиф

– Репортаж удастся, если сумеешь объяснить своим читателям, на чём держится мир…

Сбросив с руля руки, Рита захлопала в ладоши.

– Господи, Виктор, какой же ты умница!

– Держи руль! – вскрикнул Виктор. – Ты убьёшь нас…

– Ни за что! «На чём держится мир?» – отличный заголовок…

– Опоздала… – сказал Виктор. – Под таким заголовком написана книга. Целая книга …

– Кем? – разочарованно спросила Рита.

– Хорошим писателем, – ответил Виктор, Ицхаком Мерасом.

– Ну, и на чём же?

– Что?

– На чём держится мир у хорошего писателя?

– По его мнению – на любви…

– Ну, да, – одобрила Рита, – раз так, то он и вправду хороший писатель… А у тебя?

– Что у меня?

– На чём держится мир, по-твоему?

– По-моему, на страданиях.

– Не на любви? – удивилась Рита.

– Любовь – сродни страданиям.

– Замечательная мысль…Возможно, с неё начну первое предложение своего репортажа…

– Почему бы нет? Только прежде тебе придётся уяснить самой себе, на чём держится мир.

– Вот как? – повернув руль, Рита съехала на обочину дороги. Машина встала. Не убирая ногу с педали тормоза, Рита наклонилась к Виктору и, сомкнув на его шее руки, прошептала:

– Уже уяснила! Уже…

Виктор закрыл глаза.

– Не закрывай! – попросила Рита.

Открыв глаза, Виктор взял руку девушки и прижался к ней губами.

– Что? – спросила Рита.

Виктор поднял голову.

– Что? – повторила Рита.

Виктор напомнил: «…и на голубых жилках твоей руки я прочту наше будущее, которого вчера ещё не было».

– Прочитал? – не убирая руку, проговорила Рита.

– Прочту! – ответил Виктор.

– Сейчас ты поэт или философ?

– Сейчас – поэт!

– Ну, да, точно как Ибн-Гвироль!

Виктор возразил:

– Ибн-Гвироль на бензоколонках не трудился…

Рита освободила педаль тормоза и выжала сцепление. Теперь дорога, обогнув холмы, спускалась вниз и вышла к равнине.

Виктор подумал о дяде: «Старик, увидев меня на крыше синагоги, страшно удивится. А может, нисколько не удивится? Скорее всего, что не удивится…Возможно, он даже догадается помахать мне рукой…»

– Сейчас покажутся ворота, – сказал Виктор.

– Те самые? – спросила Рита. У неё были усталые глаза и усталый голос.

– Те самые, – Виктор вспомнил о polic и о сидящей на постели Анне, а потом отругал себя, вдруг подумав, что, выезжая с бензозаправочной станции, не попрощался с котом Барсиком.

– Я волнуюсь, – сказала Рита. – Кажется, я очень сильно волнуюсь.

– Думаю, что твои читатели тоже… – отозвался Виктор.

– Я расскажу о людях Кфар-Даром правду.

– Дай-то Бог! – Виктор вспомнил о бородатом поселенце, который убежал из Кфар-Даром с женой и детьми ночью. – Рассказать правду – самое трудное… Люди – они разные, и у каждого правда своя… Одни ищут её смело, истово, другие – подчиняются данности времени или повергают себя в пучину грёз, иллюзий и мифов…

– Зачем в пучину?

– Не знаешь?

– Об этом знают только философы… – отмахнулась Рита.

– Не философы, а психологи, – возразил Виктор.

– Что же ведомо психологам?

Виктор коснулся кармана, в котором лежала губная гармошка.

– О защитных реакциях слышала? – спросил Виктор.

Рита тихо вздохнула.

– Мой профессор Левин говорит, что наша действительность требует того, чтобы мы убрали из современного словаря некоторые отжившие, потерявшие свой первородный смысл слова Кто, если не учителя, писатели и журналисты, обязаны учесть это… Ты учитываешь?

Рита не поняла. Спросила:

– Какие убрать слова?

– Такие, например, как «справедливость», «честь», «совесть»…

– Что-то в этих словах не так?

– Старые они… Отмирают…

– Ты так считаешь? – Виктор покраснел.

– Ладно, – сказал он, – эти три слова пока оставим в покое…

– Слава Богу, – облегчённо вздохнула Рита.

Виктор задумчиво посмотрел перед собой.

Потом Рита сказала:

– Только бы в Кфар-Даром не случилась бойня… Там может случиться бойня?

– Может…

– А может, и нет?

– Может, и нет…

– Хорошо бы, если нет…

– Да, так было бы гораздо лучше… Как бы там ни было, я должен быть там…И я, и полстраны…

– Ты уверен?

Виктор покачал головой.

– Есть вещи, которые нельзя объяснить, и есть вещи, которых объяснять не надо…

– Понимаю…

И вдруг, кивнув на дорогу, Виктор прошептал:

– Гляди!

– Вижу! – Рита сбавила скорость.

Впереди, метрах в двухстах от них, четыре полицейских автобуса и две санитарные машины перекрыли дорогу.

«Стоять! Стоять!» – раздавалось в громкоговорителе, а сержант и трое солдат делали знаки водителям подъезжавших автомобилей, чтобы те съезжали на обочину.

Рита вышла из машины и протянула удостоверение корреспондента газеты «Юг».

– Дальше нельзя! – сказал сержант. – Территория объявлена закрытой зоной.

– Я – корреспондент газеты, – Рита продолжала держать в ладони удостоверение.

– Узрел! – сказал сержант. – Разворачивайтесь!

Виктор тоже вышел из машины, оглянулся. По обеим сторонам дороги, возле машин, обвешанных оранжевыми ленточками, толпились сотни людей. «Позор! Позор!» – выкрикивали они в сторону близлежащих холмов – там выстроились плотные ряды солдат. Многие из них, словно провинившиеся подростки, стояли, опустив головы. Со стороны Кфар-Даром горячий ветер нёс на себе запах горелой резины.

– Мне надо туда, – сказал Виктор.

– Нельзя! – ответил сержант.

– У тебя совесть есть? – спросил Виктор.

Молчание.