Coi Bono? Повесть о трагедии Гуш Катиф

– Понял! – сказал человек за стойкой и, выключив телевизор, вставил видеокассету.

– Кто поёт? – спросил Виктор.

– Я! Старая запись… Ария Жермена из «Травиаты»… Прежде пел в опере города Новосибирска, а теперь, как ты понимаешь, я тут…

«В заднице!» – мысленно договорил Виктор; откусив от пиццы и утерев губы бумажной салфеткой, вслух заметил:

– Весело здесь!

Человек за стойкой покачал головой, убавил звук и, подмигнув обоими глазами, печальным голосом проговорил:

– Теперь, повсюду некрасиво, зато весело…

– Будет красиво! – пообещал Виктор.

Глаза человека за стойкой увлажнились.

– А у меня тоска… – сказал он.

– Тоска? – Виктор сделал недоумённое лицо. – Любопытно, на что она похожа?

– Не знаю, – ответил мужчина. – У тоски нет ни цвета, ни запаха… Тоска – она и есть тоска… Может, я просто недотёпа?

Виктор посоветовал:

– Себя лучше не оговаривать.

– Нет?

– Нет!

– А что лучше?

– Оговаривать других…

Человек за стойкой задумчиво посмотрел на Виктора.

– Боюсь я этой страны, – вдруг сказал он. – Боюсь я здесь, и всё тут…

– Тут весело, – сказал Виктор.

Мужчина покачал головой.

– Кажется, это бездумное веселье оплачиваем не мы… Субсидированная, так сказать, жизнь… А ещё мне кажется, что жить надо не так…

Вытянув шею, Виктор спросил:

– А как – так?

– Иначе… Мой приятель собирается осесть в Штатах. Я его спрашиваю:

– Что хорошего в Штатах?

– Хотя бы тем, что они отсюда далеко, – говорит он.

– А ты как считаешь?

– Я считаю, что там живут славные ребята, только гадость это, что они возомнили из себя циркачей и теперь всем миром жонглируют… И нами, кажется, тоже…

Виктор скосил глаза, надул щёки и немного посвистел.

Жермен продолжал свою арию.

Человек за стойкой стал молча протирать бутылки.

Люди входили и уходили. В основном – мужчины с задумчивыми лицами. Подходя к стойке, они молча выпивали рюмку-другую и возвращались на улицу. Вошёл коротко постриженный мужчина с длинноногой девушкой. Они сели за соседний столик.

Узнав в мужчине поэта Михаила Кренделева, Виктор решил было привстать и поклониться, но вдруг передумал, опасаясь, что его могут неверно истолковать.

– Хотим винцо? – спросил поэт.

– Хотим! – ответила девушка.

– И поговорить о Боге?

– Да, о Боге! – под чёрной полоской юбчонки вздрогнули коленки, а вместе с ними и оранжевый треугольник трусиков.

– Замечательно! – поэт Кренделев откинулся на спинку стула и, запрокинув голову, воскликнул:

– Бог есть любовь!..

Девушка приоткрыла ротик и прерывисто задышала.

– Бог есть любовь!.. – повторил поэт и вдруг, словно подбросив слова в воздух, выкрикнул: «Бог ест любовь!..

На мгновенье девушка замерла, а, придя в себя, попросила:

– Миша, в слове «есть» верните, пожалуйста, на место «ь»!

Лицо Кренделева исказила судорога.

– Пошла вон! – очень громко и очень внятно проговорил поэт. Он посмотрел на девушку так, словно заглянул в холодное дно ущелья, а в ответ девушка посмотрела так, словно вдруг поняла, что со дна ущелья ей уже не подняться.

– Вон! – повторил поэт.

Окаменев, девушка оставалась в ущелье неподвижной и холодной.

– Тогда я!.. – вскочил со стула Кренделев. К выходу он шёл неземной, а, казалось, парящей в воздухе походкой.

Человек за стойкой резко усилил звук, и теперь несчастный Жермен уже не умолял Виоллету оставить Альфреда в покое, а орал на неё во всё горло…

– Не так выразительно! – попросил Виктор. – Позвольте девушке умереть спокойно!..

– Сейчас! – сжалившись над Виоллетой, человек за стойкой кассету убрал.

Подсев к девушке, Виктор представился?

– Я – Виктор! Тебе обещали вино?

– Обещали!

– Нам вино! – сказал Виктор к бывшему оперному певцу.

Вино было кислое и тёплое.

– По Кренделеву с ума сходишь? – спросил Виктор.

– Схожу! – призналась девушка.

– А я нет! – признался Виктор.

– Шутишь?

– Нисколько! Ты живёшь у него?

Девушка покачала головой.

– Моё жильё – мир творчества! – сказала она.

Виктор жильё одобрил, и они молча выпили по рюмке розового муската.

– Думаешь, Кренделев – нормальный? – спросил, наполняя вторую рюмку, Виктор.

– Так ведь он – поэт… – сказала девушка. – Философ Герокрит говорил, что нельзя считать настоящим поэтом человека, находящегося в здравом уме.

Виктор внимательно оглядел девушку. Его будоражило. Всякий раз, когда он знакомился с новой женщиной, его будоражило.

– Что? – девушку смутил странный взгляд. – Приболел?

– Перегрелся! – ответил Виктор, а потом озабоченно добавил: «А ведь и ты тоже неважно выглядишь…».

Девушка опустила глаза, отпила ещё.

– Я умру? – осторожно спросила она.

– Все мы умрём, – сказал Виктор.

– Кажется, я запуталась.

– В чём?

– В себе.

Немного помолчав, Виктор сказал:

– От этого не умирают!

– Нет?

– Нет!

– Глупый ты! – сказала она.

– И от глупости не умирают! А ты, собственно, кто?

Она сказала:

– Студентка. Перевожу Шекспира с молдавского на украинский. Ты тоже студент?

– Временно был.

– Временно?

– Прогнали меня временно. Надеюсь, что временно…

– За что прогнали?

– За убеждения…

Девушка опустила под столик руку, оправила юбчонку и, сощурив глаза, сказала:

– Как интересно! Убеди меня…

– Тебя? В Чём?

– Какая разница?.. Женщинам необходимо, чтобы их убеждали…