Coi Bono? Повесть о трагедии Гуш Катиф

Оглушительный треск и пронзительная боль заставили вздрогнуть. «Это недо…» – пытался повторить полковник, но замер на полуслове – с потолка посыпалась штукатурка, послышалось пронзительное звяканье оконного стекла, и огромный бульдозер с опознавательными знаками армии Обороны Израиля, расшатав стены комнаты, проник в широкую тёмную трещину. Торопливо подкатив к креслу, бульдозер угрожающе занёс над полковником ковш с торчащими из него стальными зубами.

«В моей комнате разъярённый носорог?» – полковник напряг все силы, пытаясь подавить в себе чувство омерзения, вызванное пугающим натиском раскрытой стальной пасти. Наклонив голову набок, полковник в недоумении оглядел смятые, рассыпанные вокруг предметы. «Носорог?..» – полковника ослепила пронзительная боль в глазах и он, прерывисто дыша, настороженно прислушался к наступившей тишине.

Не дождавшись ответа, полковник принялся колотить по вдруг онемевшим коленям, вспомнилась не раз слышанная где-то фраза: «Земля ушла из-под ног…».

Из ковша, будто из огненной пасти, рвались густые пучки малиновых искр, и полковник, пытаясь увёрнуться от напора нестерпимого жара, прятал лицо.

«Он пришёл за мной…», – подумал полковник о носороге и, не переставая колотить себя по коленям, вслух громко спросил: «Мне собираться?»

Раскалённая пасть оставалась безответной.

«Тогда уходи ты!» – попросил полковник.

Носорог не двигался с места.

– Адвоката! – крикнул полковник – Я требую адвоката!

– Зачем он тебе? – проскрежетав зубами, вдруг проговорила пасть.

– Он защитит!..

– Кого?

– Меня… Нас…

– А вы – кто такие? И от кого собираетесь защищаться?

Полковник безмолвно развёл руками, затрудняясь вспомнить, кто они, и от кого собираются защищаться.

– Не помнишь? – не то злобно, не то снисходительно рассмеялся ковш. – Тогда, может, вспомнишь, чьи это слова: «Не принимайте людей за дураков, но не забывайте, что они и есть дураки!»

Полковник вдруг покраснел, молчаливо скинул на грудь голову.

– Ну? – нетерпеливо скрежетал зубами бульдозер, и его колёса, угрожающе проскрипев толстой резиной шин, продвинулись ещё несколько сантиметров вперёд. Раздался оглушительный треск падающего потолка, а вслед за ним ворвался пронзительный, будто осенний тугой ветер, свист вылетающих наружу оконных стёкол.

Ухватившись за поручни кресла, полковник прислушался к бою стенных часов и приоткрыл недоумённые глаза. Напрягая зрение, он вгляделся в очертания предрассветной комнаты.

Всё осталось на прежних местах.

Стучали часы.

Стучало сердце.

* * *

Бензозаправочная станция под Беер-Шевой, 17-ое августа, 5-15.

Забившись в угол машины, Рита наблюдала за луной.

– Ещё немного и луна уйдёт, – сказала девушка.

Виктор оглянулся, встревожено спросил:

– Надеюсь, ты не луна?

Рита не ответила.

Мимо бензозаправочной станции проехала колонна военных машин. «Туда…», – подумал Виктор о машинах и взглянул на часы.

Над вершинами дальних холмов бродили серые полосы воздуха, а потом, внезапно задержав бег и странно изогнувшись, они медленно оседали на дорогу, превращаясь в тусклые, едва заметные тени. Виктор снова взглянул на часы и вдруг представил себе Литву; он с родителями в вагоне ночного поезда «Вильнюс – Паланга», и вот, через семь часов, они, сняв обувь, стоят на берегу Балтийского моря.

Предрассветный час.

Свежо и немного ветрено.

Море выбрасывает из себя кусочки янтаря.

Мама, выбрав место в ложбине между двумя дюнами, раскладывает на светлом чистом песке широкую жёлтую скатерть, на которой умещаются пластмассовые тарелки с хлебом, сыром и ветчиной. Слышно, как неподалёку бьются о берег морские волны. Отец Повилас, запрокинув голову, следит за движением облаков, которые ловко проникнув друг в друга, объединяются, разрастаются и густеют, а потом, немного передохнув, бегут дальше, пока не натыкаются на себе подобных, и тогда они вновь останавливаются, но теперь уже заметно растеряв упругость своих прежних очертаний.

– Рассказать, о чём думал? – спросил Виктор.

– Нет.

– Нет?

– Нет!

– Мне сказали, что женщины любопытны.

– Тебя вводили в заблуждение.

Виктор снова взглянул на часы, подумал: «Наверно, не меня одного…»

Вдруг Рита спросила:

– У тебя есть женщина?

– Проглядел! – сказал Виктор.

– Проглядел?

– Жил, не замечая тебя…

Рита рассмеялась.

– Ты заигрываешь со мной?

– Разве заметно?

– Нет, но у тебя, вроде бы, получается…

По дороге проехала новая колонна машин. Виктор перевёл взгляд на небо.

– Над нами чудесное солнце! – сказал он.

– В этот час?

– Оно прекрасно…

– Сейчас луна, – сказала Рита.

Виктор вытянул губы, скосил глаза и сделал разочарованное лицо.

– Журналистка ты неважная, – прошептал он. – В тебе ни капли воображения… И, кроме того, не хочу, чтобы ты стала луной…

– А чем же?

– Тем, что не уходит…

– В конце концов, уходит всё… Зато, когда уходит луна, приходит утро…

– А зачем приходит утро?

– Чтобы мы начинали жить по-новому…

– А зачем нам жить по-новому?

– Чтобы не жить по-старому…

Виктор высунул голову в окно, надеясь ощутить на лице касание ветра, но ветра не было.

– Что с тобой? – вскинулась Рита.

Виктор задумчиво смотрел перед собой и зашевелил губами.

– Молишься? – спросила Рита.