- Санса… Санса… В другом мире, где любовь побеждает обстоятельства, я ведь мог бы быть женат на твоей матери…
- Как хорошо, что мы не живём в том мире.
Он поднимает голову и смотрит ей в глаза, затем обнимает за талию, притягивает к себе.
- Я бы мог быть твоим отцом, ты это понимаешь? - Шепчет ей прямо в губы.
- Ну так трахни меня, папочка, - отвечает таким же жарким шёпотом и прикусывает его подбородок.
Теперь он уже не урчит, из его горла вырывается по-настоящему звериный рык, и он резко вжимается промежностью между её широко раздвинутых ног. Санса стонет, пытается двигаться, тереться о его ширинку, но он отстраняется, задирает ей юбку и резким рывком тянет её трусы вниз, они трещат, рвутся, и это заводит обоих ещё сильнее.
- Испорченная девчонка, - Шипит исступлённо. - Накажу я тебя…
- И поскорее, - выдыхает, продолжая кусать его губы, лицо, шею, несильно, следов не останется, а то просто лижет, и ей так нравится это делать, пробовать его на вкус, понимая, как сильно он хочет её, так, что руки у него дрожат и ширинку почти разрывает. С трудом, но ему удается расстегнуть свои брюки, освобождая до предела налившийся кровью член, такой красивый, идеального размера и формы, у неё даже дух захватывает, а между ног мигом становится ещё мокрее, хотя, казалось бы, ещё больше уже невозможно. Он рывком подтягивает её на самый край стола, одновременно она приподнимает раздвинутые ноги, отклоняясь немного назад, так, чтобы ему было удобно войти в неё, и опирается руками о стол позади себя. Стопка каких-то журналов и книг с грохотом падает на пол, разлетаются ручки, карандаши, кажется даже чей-то ноутбук, но им наплевать.
Лицо и шея у него красные, потные, волосы растрепались, глаза потемнели от похоти, и член торчит совершенно бесстыдно. Санса в полном восторге, если она и представляла себе, как это у них будет, то в реальности всё намного, намного круче, горячее и терпеть уже просто нет сил. К счастью, он уже тоже не может ждать, входит в неё именно так, как ей и хотелось, сперва пытается делать всё осторожно, чтобы не причинить ей боли, но это немыслимо, невозможно, когда тормоза уже отказали, и все здравые мысли, сомнения и угрызения совести смыты этой тёмной горячей волной, захлестнувшей их обоих. Санса течёт так, как никогда и ни с кем до него, и он входит в неё беспрепятственно, сразу и до конца, и вскрикивает она не от боли, а от остро-сладкого наслаждения, пронзающего всё её существо как молния, от макушки до кончиков пальцев на ногах.
Они сложились в одно, как две части головоломки, совпали, как два идеально подогнанных кусочка паззла, потому что они созданы друг для друга, и в этом нет больше никаких сомнений.
Петир замирает в ней и смотрит, смотрит на неё бесконечно, а глаза потемнели от страсти, из серо-зеленых стали почти чёрными, и эта тьма ей знакома, она живёт в ней самой, тьма, в которой они одни, и нет никого кроме них во всей Вселенной. Они - её центр, конец и начало всего, только они двое имеют значение, а всё остальное - пыль, тлен и небытие.
Будто очнувшись от гипноза, он начинает двигаться в ней, сперва медленно, давая ей прочувствовать себя как следует, затем всё быстрее, наращивает темп, толчки сильные и уверенные, опыта ему явно не занимать, и у неё уже слёзы на глазах, ощущения настолько невыносимо-прекрасные, что держать их внутри не выходит, рвутся наружу слезами и стонами (Да! Да! Петир, глубже! Ещё!), он тоже стонет в ответ её имя и трахает, трахает, кусает губы, находит ладонями её груди, сжимает и мнёт, заставляя её стонать ещё громче.
Даже если бы вся семья, весь город появились сейчас на пороге комнаты, им на это уже наплевать, остановиться никак нельзя, не добравшись до финиша они просто умрут, и они это знают оба.
Он так стонет, рычит и хрипит, как никогда, ни разу не было с Лизой, Санса знает, она о нём знает всё, а вот он понятия не имеет, на что она способна, на что готова пойти ради него.
Они так ни разу и не поцеловались, им сейчас не до этого, поцелуи хороши для прелюдии, но не тогда, когда пожар, когда пламя кипит и пожирает тела и души, оставляя после себя только пепел.
Санса пылает, горит, возрождаясь к совершению новой, неизвестной до этого момента жизни, и он возрождается вместе с ней. И всё, что было до - ошибка, а то, что сейчас между ними - единственно правильно и хорошо. Неизбежно. Неумолимо. Спастись не суждено никому.
Его толчки из размашистых становятся быстрыми, он почти не выходит, вбивается всё глубже до конца, до предела, она чувствует, как его член раз за разом упирается, долбит в самую глубокую точку её влагалища, куда никто до него не доставал, хлюпает там просто оглушительно, правильно, как и должно быть у них.
Она уже близко, вот-вот взорвётся изнутри, но он взрывается первым, даже не пытаясь выйти из неё, знает, что это ему не под силу и кончает, наполняя её своим семенем, стонет при этом довольно и сыто, самец, взявший свою самку, и теперь она принадлежит только ему.
- Прости, - шепчет хрипло. - Я не хотел…