Constanta

– Скромной персоне? Это так Вы называете себя? Студентка, которая была на комиссии, едва не вылетев из университета; студентка, на которую написали заявление об избиении; студентка, которая с блестящим докладом выступала на научной конференции! Наконец, девушка, с которой прямо в кафе знакомятся парни, услышав, что она разбирается в оружии и видеоиграх! Да у меня в голове не укладывается, что все эти люди – Вы одна.

– К чему эти тирады? – мрачно спросила я, потому что ненавидела, когда обо мне говорили в таком ключе. – Если это комплименты, то они мне не нужны, тем более, от Вас.

– Все это к тому, что я хочу быть Вашим научным руководителем на летней конференции.

– Хотите дальше. Мне нужно идти, перерыв кончается.

– Какая же Вы, Яна, грубая и наглая, – скривился он. – Я не такого был мнения о Вас, даже когда узнал о заявлении. Мне казалось, Вы лучше.

Этим он меня остановил и даже вернул с лестницы обратно в коридор. Подойдя к нему почти вплотную, я выставила руку с торчащим, словно гвоздь, указательным пальцем прямо на него:

– Не смейте! – будто змея, прошипела я. – Судить меня могу только я, понятно?

Он с раздражением перехватил мою руку и настолько больно сжал, что я вспомнила школьные драки и тренировки с двоюродным братом. Давненько никто не причинял мне физической боли – в универе как-то побаивались меня обижать. Только с Валерой иногда боролись, но в шутку.

– Не надо тыкать мне пальцем. Имейте уважение.

Не раздумывая, я махнула второй рукой и проехалась прямо по щетине – ладонь стало саднить. Я имела на то полное право – он вторгся в мое личное пространство и ограничил мою волю, и теперь я могла с чистой совестью защищаться.

Довлатов принял пощечину стойко, даже не отшатнулся, только щека побагровела; не отпуская моей руки, он со всей силой дернул на себя и больно схватил за подбородок, сжал скулы длинными пальцами. Так и тянуло врезать ему в пах, но и послушать, что он теперь скажет, тоже хотелось.

– Так мы придем к взаимоуважению или нет? – спокойно спросил Константин Сергеевич.

– Не придем. Хоть избейте. Мне не за что Вас уважать.

– Допустим, уважать – пока не за что. Но ведь должна быть какая-то благодарность.

– Она есть только тогда, когда своей помощью не попрекают, – ответила я, и он нехотя выпустил мой подбородок.

– Я не попрекаю. Я удивляюсь Вам, Яна. Никто и никогда не мог меня так разозлить, как Вы сейчас.

– Вы еще не все обо мне знаете.

– А хотелось бы, чтобы знал все?

Я угрюмо молчала, не зная, как на такое отвечать. Подбородок ныл от боли.

– Давайте работать вместе. Забудем этот конфликт. Со ссор начинается самая крепкая дружба, а в нашем случае – сотрудничество.

– Я смотрю, Вы уже все решили за меня?

– Нет. Иначе я бы здесь не стоял.

– Идите к черту. И не приближайтесь ко мне. Я благодарна Вам за помощь. Можете не верить, но я никогда не лгу. И не надо меня больше трогать.

Он смотрел на меня мрачно, а я сделала шаг назад, внимательно следя за ним: стоит, не шелохнувшись. Понял послание. Тогда я сделала еще шаг и оказалась на лестничном пролете. Довлатов стоял на месте. И я побежала вниз по лестнице.

Так вот, к чему был сон на самом деле! Вот же срань.

12. Адгезия

Адгезия – связь между разнородными конденсированными телами при их контакте.

Вскоре начался самый сложный период моей жизни. И все, что виделось тяжелым испытанием прежде, оказалось детским садом.

На следующий день я приехала в универ раньше всех и могла в одиночестве насладиться сюрпризом, который ожидал на третьем этаже.

Сначала я ничего не заметила. Но потом черт меня дернул почитать наш настенный фольклор: не появилось ли чего новенького про какого-нибудь препода? Пока никого нет, можно будет и самой автограф оставить на память.

С интересом, а потом и ужасом, я наткнулась напротив кафедры русской литературы на свою фамилию на стене – корявым, ненавидящим почерком, жирным, настойчивым шрифтом было выведено огромными буквами: «ГАРЗАЧ – ЛИЧНАЯ ШЛЮХА ДОВЛАТОВА».

У меня в груди обледенело. А в следующий миг – запылало адским пламенем. Это конец: я больше не пророню ни одной слезинки, не потрачу ни одного нерва на радость врагам – это они теперь начнут нервничать, плакать, плеваться кровью. Я обеспечу. Отчаянные времена требуют отчаянных мер, а в личной жестокости я не сомневаюсь. Пора принимать кардинальные решения. Она сама нарвалась, я за себя больше не отвечаю.

Опасаясь, как бы народ не начал подтягиваться в универ и не увидел сей шедевр со мной в главной роли, я бегом спустилась к вахтерше и добилась от нее ключа в кладовую, описав все как есть: обо мне написали гадость, хочу стереть, замазать, чем угодно. Добрая тетка помогла мне найти старую банку с полузасохшей краской и кисточку, пообещав, что пока я там не закончу, она никого не впустит. Мир не без добрых людей. Жаль, что я к ним не отношусь, но меня вынуждают быть злобной, вы же сами видите.