Constanta

С замиранием сердца я наблюдала, как «форд» догнал автобус и перегнал его. Подрезая нас, он вырвался вперед и наискось перегородил дорожную полосу. Чтобы не врезаться, водителю пришлось резко дать по тормозам и грязно выругаться – автобус основательно тряхнуло, как при столкновении с чем-то массивным, и многие пассажиры потеряли равновесие. Но я крепко держалась за поручень, предугадав ход событий.

– Что за хрен на «форде», мать его растуды! – крикнул шофер, очухавшись.

Я через весь салон побежала к переднему входу, продираясь сквозь возмущенную толпу. Бежала, чтобы успеть попросить его ни в коем случае не открывать двери. Но Довлатов меня опередил. Когда я оказалась в голове автобуса, он уже стоял снаружи у водительского окна, и оба разговаривали на чистом мате. Непривычно слышать, как разъяренный преподаватель литературы, доктор наук, кроет матом водителя автобуса, приказывая ему открыть двери. От его крика мне стало страшно, как тогда, на конференции, когда он схватил мой подбородок и чуть не раздробил его пальцами.

– Не открывайте! – прерывая их перебранку, обратилась я к водителю умоляющим тоном. Мужчины обратили внимание на меня, и от взгляда Довлатова по мне побежали мурашки.

– Сейчас же выходи, иначе будет хуже, – показывая мне кулак, сквозь зубы процедил он и пошел в обход автобуса к гармошке передней двери.

– А, так это из-за тебя всё? – усмехнулся водила и потянулся к рычагу. Я посмотрела за стекло и ужаснулась – высоченная фигура стояла за дверью и напряженно выжидала, пока появится возможность схватить меня. Я было собралась снова убегать в хвост, но люди перегородили мне дорогу, встав вплотную друг к другу.

– Девушка, да выйдите уже, не задерживайте нас! – прикрикнула на меня женщина, обмахиваясь веером. – Тут люди опаздывают, между прочим.

Толпа загудела одобрительно.

Многие уже осматривали Довлатова, стоящего снаружи. Меня зажали в капкане – не выбраться, не сбежать. Засада. Дверь с шипением отъехала, и Косте хватило шага, чтобы оказаться внутри и схватить меня одной рукой, полностью подняв над полом. Лица женского пола ахнули – и непонятно, чего в их возгласе было больше: удивления или зависти.

Какой-то мужик вполголоса сказал, что так с нами, бабами, и надо. Это вызвало нервные смешки. Ощущая себя подушкой, прижатой одной рукой к телу, я отталкивалась от его груди и живота, требуя, чтобы он отпустил меня, но эти попытки выглядели смешно.

– Вот это мужчина… – оценивающе глядя на то, как я безуспешно пытаюсь высвободиться, шепнула одна женщина другой, и автобус затих, внимательно наблюдая.

Наверное, нечасто в их серых буднях мелькает что-то столь же яркое, как мои ссоры с Костей, который (каков наглец!) свободной рукой еще и руку пожал водителю, поблагодарив за помощь и извинившись за предоставленные неудобства. Водитель махнул рукой, типа, да ладно, фигня, обращайся. Когда Довлатов с добычей в виде меня вышел из автобуса, и дверь за ним закрылась, пассажиры прильнули к окнам.

– Хоть на землю меня поставь, не веди себя как питекантроп.

Костя ослабил руку, и я коснулась носками твердой поверхности. Сию же секунду он сжал мое запястье с невероятной жестокостью и потащил в сторону машины, как упирающегося бычка. Останутся синяки, отметила я.

Вокруг всего этого безобразия образовалась пробка – из-за созданного затора двигаться не могла не только наша полоса, но и соседняя. Водители сигналили нам, кричали, высовывались в окна. Довлатова это ничуть не заботило. Я дернула рукой, заставляя его остановиться и посмотреть на меня.

– Мне больно, отпусти.

– Прости, – опомнился он и разжал тиски – на запястье остался багровый след.

– Вы, может, в другом месте разберетесь? – крикнул нам водитель «Ауди», опустив стекло.

– Да заткнись ты, дай людям поговорить! – возмущенно возразила ему женщина из соседнего «Лэнд Ровера», затем водрузила локоть на окно, подбородок – на ладонь, и вздохнула, явно призывая нас с Костей продолжить. Мы переглянулись и едва сдержали улыбки; ближние автомобили перестали сигналить.

– Я не собираюсь выяснять отношения при всех, – заявила я, складывая руки на груди.

– Значит, садись в машину, там все обсудим, – он так странно начал говорить некоторые слова в своей раздраженной речи, что я поняла – это у него заскок такой, от гнева: интонацией выделять самое значимое во фразе слово.

– Не сяду. Потому что тут и обсуждать нечего.

– Тебе, может, и нечего, а я хочу задать пару-тройку вопросов. Так что села быстро – мы людей задерживаем.

– Мы?! – Воскликнула я. – Ты! Я им вообще ничем не мешаю, это ты дорогу перегородил!

– Чтобы догнать тебя! Чтобы поговорить с тобой!

– Староста мне все рассказала. Можешь в задницу засунуть свой браслет и свои обещания, понял?

– Что она тебе сказала?

– Неважно! Главное, что это правда!

– Яна, опомнись! Ты веришь врагу! Что она наговорила?

– С чего я вообще должна перед тобой отчитываться?

– Должна, потому что я люблю тебя.

– Не любишь. Только врешь и временно пользуешься. Как и остальными студентками.

– А-а-а, так вот, что тебе Лена наплела?! И ты поверила?