Cosa Nostra, история сицилийской мафии

В ходе таких вот иносказательных дискуссий и было принято решение создать Комиссию. Именно в ресторане «Спано», где Бушетта обедал с Джо Бананом, он услышал, как тот предлагает создать Комиссию трем или четырем сидевшим вокруг него сицилийским мафиози. Вероятно, эти мафиози были далеко не первыми, с кем Бонанно обсуждал свою идею; вероятно, она многим пришлась по вкусу. Соглашение было достигнуто, и Бушетте поручили его исполнение. Ему помогали два молодых мафиози, которым суждено было сыграть важнейшую роль в предстоящей истории Коза Ностры, – Гаэтано Тано Бадаламенти, помощник босса Чинизи (эта группировка имела тесные контакты с кланом Детройта), и Сальваторе Греко по прозвищу Птенчик (прозвище он получил благодаря своему тщедушному телосложению). Птенчик был из той ветви семейства Греко, которая заправляла в Чиакулли. Ему удалось пережить междоусобную войну 1946-1947 гг. Все троим предстояло стать крупными наркоторговцами.

Эта «конституционная рабочая группа» из трех человек (Бушетта, Бадаламенти и Птенчик Греко) установила для Коза Ностры новые основополагающие правила. В каждой провинции Сицилии надлежало создать свою Комиссию. (Только в 1975 году на острове была создана Региональная, или Межпровинциальная Комиссия). Поскольку в провинции Палермо насчитывалось слишком много кланов (около пятидесяти), создать такой консультативный орган, в котором каждый из них имел бы собственное представительство, было вряд ли возможно. Поэтому требовался промежуточный уровень mandamento (районный), объединявший три соседних клана, которые избирали одного представителя от своего mandamento, а этот представитель получал место в Комиссии. Чтобы избежать сосредоточения слишком большой власти в руках небольшой группы людей, было запрещено совмещать посты главы клана и представителя в Комиссии. Важнейшей функцией Комиссии должно было стать принятие решений о физическом устранении того или иного мафиозо.

Таким образом, Палермская Комиссия вовсе не была советом директоров компании, осуществляющей международную торговлю героином. Фактически она представляла собой тщательно продуманный представительский аппарат и скорее являлась производным политики, нежели бизнеса, а значит, в ней не было ничего существенно нового. Благодаря докладу Санджорджи ныне известно, что еще в конце девятнадцатого столетия мафиозные группировки Палермо проводили серии официальных консультаций и обладали системой единообразных судов. Так что, несмотря на все утверждения Бушетты и Бонанно, Комиссия не стала для мафии чем-то совершенно новым. Она лишь дала новый ответ на вопрос, старый, как сама мафия, – как совместить территориальный контроль с противозаконной торговлей. Создание Комиссии, вне всяких сомнений, имело эпохальные политические последствия, ведь, в сущности, она лишала боссов мафиозных кланов права решать, кому жить, а кому умереть.

Но почему подготовка сицилийской мафии к участию в наркоторговле привела к созданию тщательно продуманного конституционного механизма? Поиски ответа на этот вопрос, к решению которого вплотную подошли итальянские историки, заставляют обратиться к основам взаимосвязи между бизнесом и политикой внутри Коза Ностры. И здесь нам вновь помогут воспоминания Томмазо Бушетты, поскольку он до сих пор остается наиболее важным, хотя и не всегда объективным свидетелем. (Именно потому, что его показания крайне важны, он объективен далеко не всегда.)

Бушетта именует Комиссию «инструментом сдерживания и внутреннего примирения», «отличным способом уменьшить риск, которому подвергаются все мафиози». По тону это описание в значительной степени совпадает с представлением Бушетты о внутренней жизни мафии в целом. Он рассматривает Коза Ностру скорее как некое благородное братство, нежели как иерархию. В его представлении все «люди чести» – благородные личности, которых связывает взаимное уважение, а не повиновение главарю. «Все мы ощущаем, что являемся частью особой элиты», – говорит он. Именно такими ностальгическими представлениями навеян тот образ, который Бушетта пытается приписать себе. Он изображает себя этаким странствующим эмиссаром преступного мира. По сути его утверждения столь же далеки от реальности, как пропаганда политических партий. В действительности Бушетта имел веские причины желать, чтобы мафия приобрела те черты, которые она в итоге и приобрела. Эти причины станут понятны, если внимательно присмотреться к его карьере.