Could you break our Fall? (СИ)

Желание сопротивляться наконец заработало, и генерал зажмурился, силой воли вызывая в разум все недавние, яркие образы, которые не успели еще в нём остыть: собственная речь перед войсками Первого Ордена, внутренний пожар во время уничтожения республиканской звездной системы, гнев на самого Кайло из-за порчи корабельного имущества – и болезненно-свежие, бесконечные кадры взрывающегося Старкиллера, собственного позора и поражения. Что угодно, даже это, лишь бы Рен за всей лавиной чувств и мыслей не дотянулся до чего-либо окончательно личного.

Но Рен много, безнадежно много сильнее. Теперь их разумы соединились, и перед глазами генерала вспыхнули такие же рвущие душу, больные сцены: удивленное лицо Хана Соло, его последнее касание, крик мохнатого монстра и тут же рвущая боль в боку, падающее вниз мертвое тело отца...

Девка и предатель. По очереди хватаются за меч, за меч, который должен принадлежать ему по праву наследника, – и никак не отступающие, с отчаянием сражающиеся, и Сила, что вдруг вскружилась вокруг девки и дала ей шанс прорвать блок, вырваться, ранить, победить.

Всеми этими картинами и собственными бурлящими эмоциями, давящими и сжигающими изнутри, Рен продирался сквозь разум Хакса, упорно ища в его голове то, что он хотел – скрытое. Рука всё крепче сжималась на горле, выдавая напряжение темного рыцаря.

Больно, больно, больно, затылок командующего ломило, как во время самого дрянного похмелья, выдохи с хрипами рвались из груди, как бы он ни старался их удержать, и всё это перебивало валом катящееся чужое сознание в голове. Гнев, разочарование, боль, гнев, унижение, боль – картины вернулись снова, начиная второй круг, – и Хакс сдавленно застонал, чувствуя, как по вискам градом струится пот.

Собственный разум оказывался погребен под обрушившейся на него лавиной, но одно командующий ещё понимал ясно: теперь он знает. Знает Рена, как редко кого знал, и это знание может стать мощнейшим оружием.

Но Кайло давил слишком сильно. В глазах темнело от удушья, тело всё так же оставалось сковано, а голова была близка к тому, чтобы треснуть и разлететься на куски.

Хакс зажмурился еще плотнее, чувствуя, как неумолимо сдает позиции. Собственные мысли больше не шли, полностью заменившись на чужие, и генерал, понимая, что стал для Рена не более чем текстовой страницей в мониторе датапада, судорожно попытался уцепиться хоть за что-нибудь – хотя бы за одну нить в его голове.

Но она не находилась.

Почувствовав, что Хакс почти проиграл и теперь ждет разве что направления, приказа, Рен рывком сорвал с себя маску, – она повисла в воздухе рядом, – показывая свои болезненные, почти слезящиеся глаза и искривленный судорогой рот, и резко придвинулся, чтобы жадно впиться в губы Хакса поцелуем.

Генерал не дрогнул – и не стал проверять, сможет ли, – он сразу ответил на требование, не менее жестко впиваясь в чужие губы. Это было последней попыткой удержаться на плаву, но Сила, которую генерал едва ли не ощущал не только в хватке вокруг себя, но и исходящей от Рена, была несравнимо мощнее, чем та песчинка, которой являлся один человеческий разум.

Хакс уже не понимал, где его воспоминания, а где воспоминания Кайло, но он точно знал, что в битве, которую не выиграть, надо отступать.

Ему очень нужны были его собственные гребаные руки. Но и без них в голову Рена потекли образы – образы, образы, длинная вереница картин, перевитая старыми мыслями и чувствами. Вот он стоит рядом с Кайло Реном в первый раз и думает о том, что этот мальчишка слишком много о себе возомнил. Потом он бесится втайне, и раздражение наполняет его от каждого слова, от каждого самоуверенного движения “рыцаря”, потому что Хакс стоически не понимает, кто это такой и какая у него позиция в Ордене. Кроме владения Силой Рен не добился ничего, но стоило ли ему это пота и крови, как стоил генеральский пост ему самому?

Хакс сомневался.

Но позже ненависть, которую он так тщательно прятал внутри, переросла в странное притяжение. Командующему стали нужны их стычки, стала нужна возможность выдвинуться перед Сноуком за счет Рена. Жизнь без Кайло не представлялась возможной. Вражда добавляла смысла жить и стараться втрое сильнее обычного.

Хакс жестко куснул Кайло за нижнюю губу, и в их головах рыцарь властным рывком заставил генерала опуститься на колени и, грубо перехватив за вечно идеально уложенные волосы, придвинул голову к своему паху. Хакс перескочил мыслью на более равную позицию, но о каком равенстве могла идти речь, когда все их отношения сводились к бесконечной борьбе за власть.