Crime story № 5

У ворот она увидела такси. Кроме нее, оттуда, из этого ада, именуемого тюрьмой, не вышел сегодня никто. Вероятно, эта чистенькая, канареечного цвета машина поджидает кого-то из персонала. Сегодня Рождество. Головы у всех, в том числе и у надзирательниц, не говоря уже о высшем начальстве, заняты мечтами о том, как бы скорее добраться до дома, приготовить праздничный ужин и отметить Рождество. Мила тоже должна отпраздновать – сполна. И Рождество, и свое досрочное освобождение. Хотя разве оно не явилось для нее настоящим рождественским подарком? Да о таком можно было только мечтать! Вместо десяти лет – всего лишь год тюрьмы. Да и то, ее отпустили бы еще месяц назад, просто слишком много времени ушло на оформление документов и разные формальности.

Из такси вышел водитель и направился прямо к Миле.

– Здравствуйте, вы – Мила Горкина?

«Горкина, с вещами – на выход!»

Водитель с рябым лицом, страшный, как атомная война. Его физиономией гвозди, что ли, забивали?

– Да. Я – Горкина.

– Тогда я за вами. Я должен доставить вас домой. Мне сказали, что ключи от вашей квартиры находятся у вас. Так?

– Так. И кто же это такой хороший, нанявший вас?

– Мне сказали, что вы его знаете.

– Ладно, поехали. – Она уже поняла, что он все равно не скажет. Таковы правила.

В тоненькой курточке было холодно стоять на морозе. Ветер продувал ее насквозь. Было бы глупо подхватить простуду в день освобождения.

Водитель открыл дверцу машины, Мила бросила на заднее сиденье сумку с тем, что вряд ли можно было назвать полноценными вещами, сама села на переднее, достала сигарету и, не спросив водителя, можно ли здесь курить, с наслаждением затянулась. Машина тронулась, покатила по заснеженной ровной дороге в сторону города.

* * *

Сейчас, глядя на дорогу и проплывающие мимо заснеженные поля, перелески, куцые смородиновые посадки, думалось куда лучше, чем в камере. Там ее слишком многое отвлекало: новая обстановка, душившие ее слезы обиды, чувство полной незащищенности и беспросветности. Ее посадили за убийство.

Сокамерницы знали только, что она убила женщину. А вот что она ее вовсе не убивала – об этом не знал никто. Да Мила ничего и не рассказывала, потому что знала – все равно не поверят. Ведь в тюрьме сидят, если их байки послушать, только невиновные. И это тоже неписаные правила. Заключенные сначала придумывают легенду о своей невиновности. А потом начинают и сами в нее верить. Так удобнее существовать – не так страшно.

Не хотелось походить на настоящих убийц! А их сразу видно: в их глазах отпечаталась страшная, веющая холодком картинка содеянного, да только они об этом сами не знают. Каждый выживает, как может. Пусть они и живут в придуманном ими мире.

Верила ли она, что справедливость восторжествует? Верила. Иначе невозможно жить. Иначе нет смысла жить! Вот только как же случилось, что этот кровавый клубок распутали, во всем разобрались, и ее отпустили? Милу вызвали и просто сказали, что в ее деле появились новые обстоятельства и настоящий убийца Галины Воронцовой – другой человек. Знала ли она имя настоящего убийцы? Догадывалась, хотя и не хотела верить в весь этот кошмар, в это предательство.

«Почему вы молчите, Мила? Почему? Я же ваш адвокат, вы должны рассказать мне все, как было. Я должен знать правду, тогда мне будет легче вас защищать». Она до сих пор помнила лицо адвоката. Бесплатного адвоката (он был молодой, с бледным веснушчатым лицом и добрыми глазами). Ему навязали ее дело. Каждый адвокат должен время от времени вести дела неимущих клиентов. Таких, как она.

Мила бы и рассказала этому молоденькому адвокату всю правду, если бы… Если бы не стыд, которым она захлебывалась, не позволявший ей вздохнуть полной грудью.

* * *

Они были подругами, Мила и Светлана. Обеим – по двадцать три года. Светлана – замужем за Виталием Дибичем, финансовым директором «Вита-Банка», Мила – незамужняя. Она работала оператором в этом банке. Светлана, ясное дело, покровительствовала Миле, и ей это, судя по всему, нравилось. Она попросила мужа помочь Миле получить кредит на ремонт квартиры и покупку мебели, да и просто давала Миле деньги в долг, понятное дело, без процентов.