Crysis. Легион

Дом, в который эта куча хлама уперлась, еще держится. В него и ломиться не надо – сбоку ворота для въезда в подвал, их перекосило от толчков, заклинило, оставив полуоткрытыми. Один прыжок – и я за ними.

Опять – стеклянное дзи-инннь!

На этот раз куда громче. И уже не похоже на дрожь от удара. Если б под водой, то походило бы на высокочастотный сонар. Ну, если помните, пару лет назад испытывали такие – еще киты от них сходили с ума. Но я же не под водой, а воздух слишком разрежен, чтобы в нем звуковую волну такой мощности сгенерировать, и все-таки чертовски напоминает радар, причем раскачанный до невероятия.

И отчего-то приходит на ум одноглазый монстр, пялившийся на меня из-за стекол подтопленной харгривовской резиденции.

Я в подвале дома, среди складов, захожу в контору, этим складом управлявшую… Эх, мать, я в таком подрабатывал в школьные деньки. Разве что в моей конторе журнальные развороты из «Золотого дождя» на стенах не висели. Качественная штучка: стереоэффект, да еще и анимация. Вокруг темно, но когда подходишь к плакатику, писающая девица светится и раздвигает ножки. Если не врут про нынешние плоские батарейки, она еще год такое проделывать сможет, цефам на радость.

Захожу в темный коридор, настоящий туннель. Впереди слышится быстрый перестук шажков – похоже на клеща, но никто на меня из темноты не прыгает. Трижды сворачиваю налево, дважды – направо, сворачиваю не туда и оказываюсь в женском нужнике, выхожу, сворачиваю в другую сторону, и – оп! Красный огонек аварийного выхода висит кровавым раздувшимся пузырем, нагло светит в глаза. Не спеши, родимый, до места боя еще квартала три, а может, и все четыре. Я вышибаю дверь ногой.

Хм, а за дракой бежать вприпрыжку не пришлось – она тут как тут.

Роджер, ты наверняка помнишь слова из легендарного стишка: «Отдайте мне ваших утомленных, ваших бедных, несчастные отбросы ваших переполненных берегов, ваших наркотов, святош, педерастов, минетчиков и белые воротнички»[10].

Ну да, это я так, чуточку переврал. Но вот эта орава вся и явилась предо мной, гребаная лавина человеческого ничтожества, катящаяся из-за угла авеню Америк. Большинство – в крови, кровь сочится из ушей, носов, у некоторых даже из глаз. Почти все орут как сумасшедшие. И знаешь, что я почувствовал, едва их завидев?

Облегчение.

Понимаешь ли, никто из них не был заражен. Все перепуганные до охренения, все раненые, побитые, замученные – но, несмотря на дикие вопли и кровищу, все выглядят по-человечески. Не свисают дряблые бугристые мешки опухолей, из глазниц не лезут гнилые выросты, никакого безумного экстаза, восторженных песнопений по поводу тленной плоти. Сюда споры еще не добрались, и передо мной обычнейшая толпа беженцев. Скорее всего, жить большинству из них осталось от силы час. Жутковато, конечно, но по сравнению с тем, что я успел повидать сегодня, это милый пустяк. И его я уж как-нибудь перенесу.

Бесконечная, обуянная паникой толпа рекой обтекает меня, люди несутся, сталкиваются, шатаются, падают. Так все знакомо – чуть ли не дома себя чувствую.

И вдруг – снова этот ЗВУК, сонар Годзиллы, я глохну, хоть и в комбинезоне. Люди по-прежнему орут, я вижу, как раскрываются рты, но слышать могу лишь странный низкий гул, словно сделалось разрежение, пустота, засасывающая все звуки после чудовищного ДЗИНННЬ.

У маленькой девочки прямо передо мной лопаются глаза. Ей восьми еще нет, и она не перестает бежать, минует меня, мчится прочь вместе с толпой, и я даже не оборачиваюсь – какой же сволочью надо быть, чтоб смотреть, как затаптывают насмерть слепого ребенка?

А некая сволочная часть меня, всегда спокойная, уравновешенная и бесчувственная, подсчитывает, обдумывает: отчего же только у девочки и ни у кого другого? Ей-богу, не подозревал я до сегодняшнего дня, что в моей душе прячется такая холодная расчетливая гнусь. И она хладнокровно прикидывает: наверное, дело в размере головы, в отношении к длине волны – резонанс, не иначе. Но вблизи эта штука наверняка валит не только маленьких девочек – метрах в пятидесяти вокруг источника, должно быть, черепа у всех повзрывались.

Из-за угла выносится «бульдог», задравши колеса на повороте, визжит резиной, боец на крыше уцепился за пулемет как за спасательный круг и гасит вовсю. «Бульдог» шлепается на все четыре, боец удержаться не может, срывается и летит на тротуар, водитель изо всех сил старается не въехать в толпу, но, прежде чем врезать в ювелирный магазин, сметает полдюжины гражданских.

Из-за угла выползает нечто. И росту в нем метров восемь.

Я уже видел это, я знаю. Но вот так, при свете дня, прямо перед собой – вижу впервые.

Три ноги с двумя суставами каждая, ступни с металлическими когтями, коготь – в человеческий рост. Корпус – гибрид таракана и бомбардировщика B-2, вместо кабины – здоровенный клин, ощерившийся пушками, они торчат клыками из пасти. Но пушками оно не пользуется – поначалу.