Д'Арманьяки

Филипп не нашёлся, что ответить на эти суровые слова. Он поклонился герцогу Барскому и, более не разговаривая ни с кем на торжестве, пркинул его, а затем и покинул дворец. Вокруг дворца также были накрыты столы, где пировали все те, кому не удалось попасть внутрь. Филипп увидел своих людей рядом с бургундцами. Они пировали бок о бок. Впервые они встретились лицом к лицу и не испытывали жажды убийства, а сидели за одним столом, словно добрые друзья. Филипп не стал им мешать и пошёл было за своим конём, но передумал и отправился пешком. Он вышел на площадь, где также вовсю шло пиршество и по-прежнему было полно народу. Стараясь быть неузнанным, он стал пробираться через толпу. Филипп не знал, куда направляется. Он лишь хотел уйти подальше от суеты, остаться один. Но почти все прилегающие к площади улицы были полны народа. Люди распивали вино и пели весёлые песни. В одной из них Филипп с удивлением узнал самого себя. Он побродил некоторое время по улицам, но видя, что не сможет найти уединения в эту ночь, собирался возвращаться, когда на глаза ему попалась маленькая церковь. Церковь стояла в стороне от улиц, немного возвышаясь над ними. Филиппа потянуло туда. Помедлив мгновение, он направил свои шаги в сторону церкви. Двери были открыты настежь. Невольно Филипп вспомнил давно минувшую ночь, которая изменила всю его жизнь. Но на этот раз воспоминания не остановили его, и он вошёл внутрь. Церковь выглядела весьма скромно, но отличалась чистотой и убранством. Колонны, несколько рядов скамеек, на которых сидела всего лишь одна женщина в чёрной вуали и горячо молилась. Конусообразный купол, украшенный ликами святых и различными эпизодами из их деяний. Справа от него, в нише, стояла статуя девы Марии, прямо напротив статуи Иисуса Христа. Филипп медленно пошёл по проходу. Дойдя до переднего ряда скамеек, Филипп увидел священника, в руках которого был какой-то сосуд, наполненный, по всей видимости, водой. Филипп сел на самый край скамьи возле прохода. В этот момент священник обернулся. Глядя на этого невыразительного пожилого священника с поредевшими на голове волосами, Филипп внезапно подумал, что лицо его кажется знакомым. Но где же он мог видеть этого человека? Филипп вспомнил, где он его видел, и вспомнил имя священника.

– Как поживаете, отец Себастьян?

Священник с глубоким удивлением посмотрел на молодого человека благородной наружности, который назвал его по имени. Его прихожанами были большей частью горожане. Сюда редко заходил кто-либо из знати.

– Мы знакомы? – удивление отца Себастьяна отразилось в голосе.

– Да! – последовал ответ.

Священник подошёл ближе к Филиппу, пытаясь получше разглядеть черты его лица. Но сколько он ни старался, не мог вспомнить сидящего перед ним молодого человека.

– Зрение моё слабеет, – сказал монах мягким, негромким голосом, – я не узнаю тебя, сын мой. Разве мы виделись раньше?

– Да!

И где же мы виделись? – В Шатле!

Священник некоторое время смотрел на Филиппа не понимая, но вдруг у него затряслись руки и глаза, глаза начали наполняться слезами.

– Ты тот мальчик, что отказался исповедоваться, – прошептал священник, – ты тот, кто защищал невинных на ступенях церкви святой Катерины. Господь услышал мои молитвы! Ты жив, он спас тебя!

– Меня спас палач, – перебил священника Филипп, – только ему одному я обязан своей жизнью!

– Нет, сын мой, – священник покачал головой, – тебя спас господь. Не сомневайся в его силе. Не подвергай сомнению его власть.

– Знаете, святой отец, чем я занимался все одиннадцать дней, которые провёл в тюремной камере, дожидаясь смерти? – тихо спросил Филипп и тут же сам ответил на свой вопрос, – я смотрел из окна. Я смотрел, как по Сене проплывают мёртвые тела. Я видел сотни невинно убитых, от крови которых вода покраснела. А вы говорите мне, чтобы я не сомневался в его власти?

– Лишь одному господу ведомы его поступки. Он дал нам всем жизнь, и он вправе её забрать. Безвинные найдут счастье и покой в обители господа, тогда как убийцы обречены на муки вечные. Из всех чувств лишь ненависть послана нам в наказание. Именно она заставляет людей совершать богопротивные деяния. Подумай, сын мой! Даруй нам господь одну лишь доброту или же одну лишь любовь – чего бы стоила наша жизнь? Мы были бы счастливы, но разве вспомнили бы господа? Разве бы стали теми, кем являемся сейчас? Даруй он лишь одну ненависть или же алчность, кем мы бы стали? Господь дал нам ненависть и алчность, он дал нам любовь и доброту. И только нам, нам самим решать, как мы воспользуемся этими дарами.

Филипп не произнёс ни слова во время речи священника.

– Я помню тот день, – продолжал вдохновенным голосом священник, – когда ты отрёкся от бога. Тогда я не мог тебя утешить, но сейчас ты здесь, в его обители. Ты пришёл по доброй воле. А это значит, что ты отрёкся от него умом своим, но он живёт в твоём сердце.

– Мне тяжело на душе, потому я здесь, – признался Филипп и продолжал, тяжело выдавливая из себя слова: – Я в растерянности, святой отец. Я запутался и не знаю, как поступить.