Д'Артаньян — гвардеец кардинала. Провинциал, о котором заговорил Париж

— Страатман, только не перебивайте и не пугайтесь… Помнится, вы не раз говорили, что охотно женились бы на подходящей женщине, располагающей кое-каким хозяйством?

— О да! — мечтательно признался лейтенант. — В Швейцарии меня никто не ждет, любезный д'Артаньян, и возвращаться мне некуда. У меня отложено тысячи полторы пистолей, найти бы еще милую хозяюшку…

— Вам нравится Луиза Бриквиль?

— О да! В высшей степени! Но она, как известно, замужем…

— Она вдова со вчерашнего дня.

— Вот как? Но, насколько мне известно, вы, друг мой, имеете честь состоять другом дома…

— Уже нет, — нетерпеливо сказал д'Артаньян. — Следуйте за мной, Страатман, не колеблясь — и ваше счастье будет устроено скорее, чем вы думаете! Вперед, Швейцария, вперед!

И он устремился к улице Старой Голубятни, решительно увлекая за собой флегматичного швейцарца, все еще обдумывавшего его слова по свойственной уроженцам вольной Гельвеции неторопливости ума. Прошло не менее пяти минут, прежде чем Страатман спросил с потрясенным видом:

— Но ежели она вдова, то, стало быть, она свободна?

— Страатман, дружище, вы мудры, как тот библейский царь — как бишь его, Суламифь… Вперед! Вперед!

Вскоре стало ясно, что дом покойного Бриквиля не особенно и напоминает собою пресловутое обиталище печали. Слуги, конечно, сохраняли на плутовских физиономиях приличествующее случаю кислое выражение, полагаемое ими траурным, но вряд ли печаль их была искренней, ибо скупого и придирчивого хозяина никто не любил.

Равным образом и Луиза далека была от классического образа безутешной вдовы. На ней, разумеется, было надето траурное платье, а кроме того, ее нежные пальчики и лебединая шея по обычаям того времени украшали особого вида траурные принадлежности — подвеска с черепом, кольца со скелетами и гробами, но глаза ее отнюдь не выглядели распухшими от неудержимых рыданий, а голос вовсе не сорвался от причитаний. Странно, но эта одежда и эти украшения лишь придавали прекрасной нормандке очарования, так что лейтенант Страатман, собравшийся было рассыпаться в цветистых соболезнованиях, прикусил язык и восхищенно замер.

— Как хорошо, что вы наконец пришли, дорогой Шарль! — сказала она самым обычным голосом. — Я в совершеннейшем отчаянии и расстройстве — столько печальных хлопот свалилось на голову бедной вдовы, лишенной дружеской поддержки, крепкого мужского плеча…

Она даже достала из-за рукава кружевной платок и прижала его к глазам — но у д'Артаньяна осталось стойкое подозрение, что изделие брабантских кружевниц так и осталось сухим…

— Примите мои соболезнования, Луиза, — сказал гасконец учтиво.

— Да, и мои!

— Вот именно, и его соболезнования тоже, — сказал д'Артаньян. — Вы ведь помните, Луиза, лейтенанта Страатмана, завсегдатая вашего заведения?

— Ах, я в таком расстройстве чувств, что никого уже не узнаю… — печально промолвила Луиза (но взгляд, которым она одарила швейцарца, иной не признававший ничего святого циник мог бы и назвать кокетливым). — Шарль, я, кажется, упаду сейчас в обморок… Не проводите ли вы меня в комнаты?

Собрав всю свою решимость — как-никак с красавицей Луизой его многое связывало, — гасконец ответил:

— К великому моему сожалению, я должен немедленно собрать вещи и уехать…

— Как?!

— Ни о чем меня не спрашивайте, Луиза! — сказал д'Артаньян со столь таинственным видом, что обманулся бы кто-нибудь и хитрее Луизы. — Поручение, данное мне, клятвы, которые я при этом дал… Одним словом, я не вправе сказать более, — голос его дрогнул. — Быть может, там, куда я направляюсь, меня ожидают нешуточные опасности…

«Самое смешное, что это мало расходится с правдой, — подумал он весело. — Пожилая кастелянша в роли квартирной хозяйки, ханжа, богомолка, наверняка похожая на химеру с крыши собора Нотр-Дам, — что может быть страшнее? Жить с такой под одной кровлей — это нешуточная опасность, так что я нимало не погрешил против истины…»

— Боже мой, Шарль!

— Будем благоразумны, Луиза, — твердо продолжал гасконец. — У меня мало времени. Повторяю, данные мне наставления… Самые недвусмысленные приказы, исходившие от особы, которую я не могу назвать…

Глаза Луизы моментально зажглись любопытством.

— Ну намекните хотя бы!

Д'Артаньян значительным тоном поведал:

— Могу лишь сказать вам, что эта особа частенько беседует один на один с кардиналом-министром, который изволит обращаться к данной особе «мой друг»…

И здесь он нисколечко не расходился с правдой — он просто не говорил всей правды, а это, как-никак, не имеет ничего общего с ложью…

— Боже мой, Шарль… — в совершеннейшей растерянности сказала Луиза. — Вы меня оставляете совершенно одну, в такой момент…

— Кто сказал, что я оставляю вас одну? — возразил гасконец. — Я привел с собой вашего нового квартиранта, господина Страатмана, лейтенанта швейцарских гвардейцев Королевского Дома!

— Нового квартиранта? — растерянно пробормотал Страатман.