D'esenchant'ee: [D'e]g'en'eration

– С ума сойти, – сказал Вольфганг, затягиваясь (машина выехала на улицу и стала набирать скорость). – Я в одной тройке с самой Гретхен… Вы не поймите меня превратно, герр… дон Корразьере, но я готов даже с чертом лысым работать, лишь бы от этой штуки избавиться. Не то, чтобы она мне очень досаждала теперь, это поначалу было трудно…

– Я не понимаю, – сказал Чезаре. – Она что, мысли читает, что ли?

– Не совсем, – ответил Вольфганг. – Не мысли, эмоции. Не знаю, как, но она довольно точна – стоит просто помечтать о чем-то запрещенном, вроде того же самоубийства – и все, стоишь, как мраморная статуя. Потом приезжают люди Вольфа, изымают имплантат, просматривают запись, и если посчитают нужным – тут же выносят приговор о наказании. Мне повезло, я только восемь раз пережил подобное, потом привык свои мысли в узде держать – а сколько народу загремело из-за них на Дезашанте? Условия там жестче, чем у нас, а бежать некуда – найдут и накажут. И перспектив выбраться нет вообще никаких. Жу-уть…

– Как по мне, так вся эта merdoso с имплантатами – та еще buca di culo, – сказал Чезаре. – А если, положим, Вы в это время за рулем?

Вольфганг затушил сигарету в пепельнице (Чезаре заметил, что он докурил ее до самого фильтра) и сказал:

– Дороги контролируются компьютерами. При поступлении сигнала от имплантата машину автопилот отведет на обочину. Но за такое по головке не погладят, наказание будет строже.

– И у многих такие имплантаты? – поинтересовался Чезаре.

– Примерно у тридцати двух миллионов, – ответил Вольфганг. – Ставили всем, кто был неблагонадежен, но мог сослужить службу. Так что Вы понимаете, почему я так загорелся. Участники тройки пишут друг на друга характеристики на портале Райхсполицай, и я…

Вольфганг отвернулся к окну, за которым была набережная Шпрее, и глухим голосом продолжил:

– Я буду стараться… но Вы, когда будете писать характеристику…

Чезаре понял, и хлопнул Вольфганга по плечу:

– Che cazza, даже не сомневайтесь! Буду только рад, если Вам удастся удалить больной зуб.

– Спасибо, – сдержано ответил Порше. – Знаете, я и не надеялся, думал, так и помру окольцованным… в принципе, жить с жучком можно, думать правильно быстро привыкаешь. Я не для того хочу удалить имплантат, чтобы думать как-то по-другому, я хочу доказать, что я и без имплантата настоящий орднунг-менш.

– По-моему, это и так очевидно, – Чезаре потянулся к пачке «Кэмела», которую Вольфганг бросил на торпеду. Шпрее, от которой они, было, удалились, вновь появилась справа. – Я одного понять не могу. Скажите мне Вы, мне действительно интересно: Вы говорите, что имплантаты получило тридцать два миллиона. Почему вы не сопротивлялись?

– Я лично не сопротивлялся потому, что давно мечтал о чем-то вроде ЕА, – пожал плечами райхсмайор. – А остальные… кто? Кто должен был сопротивляться? На 0 ЕА единственной организованной силой Германии была Партай. Все остальное – все эти ХДС, ХСС, зеленые, голубые… – все это была фикция, а не организация. Либеральная мораль – мораль индивидуалиста. У либерального гражданина на первом месте был он сам, на втором – его нужды, на третьем – его желания, на четвертом – его фантазии, а Родина, народ, партия, даже семья – где-то в самом конце списка. Более-менее были организованы только эмигранты, но их группировки были на ножах друг с другом, и ни при каких условиях не смогли бы объединиться. Штурмбригады сделали их как котят, даже без особых потерь со своей стороны – одно дело тискать вшестером напуганную фроляйн или прессовать либерально воспитанного гея, и совсем другое – противостоять вооруженным, организованным и ужасно злым немцам.

Чезаре прикурил от прикуривателя, протянутого Вольфгангом. Машина сбросила ход, и райхсмайор указал направо:

– Кстати, обратите внимание: видите эти руины?

Действительно, за окном машины появилось полуразрушенное здание в четыре или пять этажей, сейчас трудно было сказать. Было видно, что зданию неплохо досталось. Со стороны улицы дом был огорожен невысоким, не закрывавшим обзора, заборчиком. Чезаре кивнул.

– Один из центров сопротивления, – объяснил Вольфганг. – Здесь была мечеть и халяльная кафешка. Полтораста мусульман с оружием, не считая женщин и детей, забаррикадировались в здании. Лучше бы они этого не делали – наши вызвали «Тигров»⁴⁵ из Потсдама, и те залили здание напалмом из ВАПов⁴⁶. Они думали, с ними опять нянчиться будут, но герр Райхсфюрер не фрау Меркель… да вот мы и приехали, сейчас, только развернусь…

Чезаре видел, как поменялся Вольфганг, когда говорил о гибели мусульманской общины. В нем не было злорадства, но и сочувствия тоже не было. Только гнев, немного притушенный, поскольку те, на кого он распространялся, были мертвы.

Тем временем, машина остановилась у неприметного, на первый взгляд, четырехэтажного здания. Впрочем, у здания был новенький бетонный забор, по углам которого стояли вышки с плазмаверферами. Такие же вышки стояли справа и слева от ворот.