Д. Л. Бранденбергер Национал-Большевизм. Сталинская массовая культура и формирование русского национального самосознания (1931-1956)

Важно, однако, отметить, что, помимо нового витка борьбы партии за свой авторитет, в 1950 годы наблюдалось развитие альтернативного самосознания, связанного с принадлежностью к такой воображаемой всесоюзной общности, как «советский народ». Иллюстрацией этой возобновившейся кампании в поддержку «дружбы народов» [982] могут служить строчки из популярнейшей песни В. Харитонова: «Мой адрес не дом и не улица,/Мой адрес Советский Союз», которая, по замечанию одного из комментаторов, свидетельствует о стремлении популяризировать эту новую социальную идентичность [983]. Хотя аналитики, утверждающие, что никогда и не предполагалось заменить понятие национальной идентичности концепцией «советского народа», наверное, правы, это не опровергает данного тезиса [984]. В конце концов, трудно отрицать, что в 1950-е и 1960 годы советские идеологи более активно пропагандировали неэтническое, «всесоюзное» чувство идентичности, чем при Сталине, и строили свою пропаганду с помощью образов, отражавших модернизацию жизни, прогресс, урбанизацию, оптимистический взгляд на будущее. Эта «новая историческая общность людей», провозглашенная на XXIV съезде КПСС в 1971 году, оставалась любимым коньком советских идеологов вплоть до 1991 года [985]. Однако неясно, насколько широко чувство этой новой идентичности овладело массами. Один из исследователей пишет, например, что русским людям, привыкшим при Сталине к лестному руссоцентристскому популизму, концепция «советского народа» должна была казаться абстрактной и малопривлекательной [986].

И в самом деле, непоколебимая вездесущность национал-большевизма в эти годы доказывает, как глубоко запечатлелась в умах сталинская пропаганда конца 1930-х– начала 1950-х годов. Эпилогом к данной книге могло бы послужить одно из недавних исследований, утверждающих, что зарождение современного русского национализма произошло как раз в тот период. Согласно автору исследования, хрущевское неуклюжее обращение с интеллигенцией отпугнуло некоторых из них, заставив отойти на националистические позиции и образовать некое неопределенное движение, которое получило возможность накопить большую силу и влияние при следующем правителе, Л. И. Брежневе. Первая стадия развития этого движения — социальная активность, пробудившаяся в период «оттепели» как реакция на пренебрежение партийного руководства к деревенской культуре, природной среде и историческим памятникам, — достаточно хорошо изучена. То же самое можно сказать в отношении второй стадии, когда возникли более широкие культурные движения «деревенщиков» и приверженцев национальной старины, образовавших Всесоюзное общество охраны памятников истории и культуры (ВООПИК) [987]. Правда, недавно стало известно, что эти нео-националистические движения пользовались определенной поддержкой государства после прихода в 1964 году Л. И. Брежнева к власти. Н. Митрохин даже показывает, что некая «русская партия» сформировалась в Агитпропе вокруг М. А. Суслова [988].

Данное стремление укрепить легитимность своей власти и ее способность к мобилизации масс удивительно напоминает мотивы, которыми руководствовалась популистская пропаганда советского государства при Сталине. Интересен не только сам факт подражания сталинским методам популяризации марксизма-ленинизма в брежневскую эпоху, но и сходство пропагандистской риторики. Массовая культура, точно так же, как и в 1940-е, изображала русский народ стойким, талантливым и терпеливым, уже тысячу лет ожидающим своего золотого часа. Правда, внимание уделялось уже не только создателям империи, но и простым русским людям, однако они по-прежнему играли второстепенную роль. Отнюдь не случайно, что в брежневскую эпоху такой популярностью пользовалась массовая культура, близкая по своему содержанию и риторике к национал-большевизму 1940-х-1950-х годов. Мировоззрение многих людей сформировалось в годы правления Сталина, и это объединяло их с партийным руководством [989]. И было бы странно, если бы это не нашло отражения в их воображении и вкусе, в особенности, в хвалебных песнях в честь «великого русского народа». Хотя Ю. Н. Андропов в начале 1980 годов попытался свернуть с националистического курса, возрождение этих тенденций после 1991 года, идей, напоминающих о 1940-х и 1950-х годах и изложенных схожим языком, показывает, что и спустя несколько десятилетий после смерти Сталина классические темы национал-большевизма продолжают пользоваться популярностью в российском обществе.