Д. Л. Бранденбергер Национал-Большевизм. Сталинская массовая культура и формирование русского национального самосознания (1931-1956)

В 1938 году В. А. Карпинский, главный редактор Государственного издательства политической литературы, выступил с требованием: кинематография и литература должны способствовать укреплению официальной линии. На первый взгляд, такое предложение вызывает недоумение, так как всем известно, что СССР был во многих смыслах первым в мире «государством пропаганды». К 1938 году партийная верхушка уже свыше двадцати лет использовала различные художественные средства для популяризации своих идеологических принципов [295]. Однако на самом деле Карпинский критиковал бессистемную, по его мнению, координацию пропагандистских усилий в течение 1930 годов. В этой главе в общих чертах обрисовано, как все сферы советской массовой культуры, начиная с литературы — театр, опера, кино, а также музеи, выставки и памятники — к началу войны, нередко после болезненных преобразований, подчинились новому национал-большевистскому курсу.

Прежде чем продолжить, необходимо сделать некоторые пояснения. Исследования довоенной литературы и искусства зачастую сосредоточены на работах известных деятелей, творивших в жанре социалистического реализма, — Шолохова в литературе, Хренникова в музыке и Герасимова в живописи [296]. Конечно, эти исследования не лишены смысла, однако их авторам не следует смешивать эти произведения с довоенной советской массовой культурой в целом [297]. В конце концов, Пушкин, Глинка и Васнецов определяли содержание библиотечных каталогов и массовых изданий в той же степени, что и Шолохов, Хренников и Герасимов. Партийные писаки и придворные литераторы, например В. И. Костылев и А. Н. Толстой, были чрезвычайно плодовиты, к тому же их читала практически вся страна. Следовательно, для понимания сути сталинского «государства пропаганды» необходимо провести глубинный анализ довоенной массовой культуры и внимательно рассмотреть, что именно было опубликовано, отлито, поставлено, экранизировано или выставлено.

Развертывание социалистического реализма в 1932-1934 годах часто описывается как начало новой эры в русской литературе. Но стал ли он полным разрывом с прошлым? Важно не преувеличивать оригинальность этого жанра [298]. Конечно, на первый взгляд социалистический реализм кажется «революцией сверху», задуманной с целью консолидации государственного контроля над искусством и противостояния литературному радикализму объединений вроде Пролеткульта, РАППа и ЛЕФа. Однако необходимо признать и популистские стороны этого жанра — социалистический реализм был в определенном смысле уступкой консервативным литературным вкусам общества на массовом уровне [299]. Возникнув на фоне движения «учиться у классиков» середины 1920 годов социалистический реализм формировался иол влиянием произведений А. С. Пушкина, Л. Н. Толстого, И. С. Тургенева, А. П. Чехова и Н. А. Некрасова, которые во времена НЭПа печатались более или менее регулярно [300].

Издание книг этих писателей в контексте революционного свержения устоев 1920 годов, будучи довольно примечательным явлением, неизбежно свидетельствует о некоторых сторонах культурной среды раннесоветского периода. Особенно очевидной была избирательность нового канона, так как согласно официальным требованиям литература должна была быть по большей части «идеологически нейтральной». Книги явной политической направленности допускалась к переизданию только в том случае, если описания дореволюционного общества совпадали с негативными оценками царского прошлого, выработанными партийным руководством [301].