D/sсонанс. Вознесение черной орхидеи

– Здесь мой рабочий кабинет, – зачем-то пояснил он. Меня что, должно было это успокоить? В доме восемь или десять комнат, и чисто случайно была выбрана для кабинета именно эта, рядом с моими хоромами! Я ничего не сказала. Кивнула, не дожидаясь никаких уточнений, и, стараясь держать царственную осанку, спустилась вниз.

Стол опять был накрыт на лоджии, навес защищал от солнца, а меня бил озноб. Жара перестала быть наибольшей проблемой рядом с источником векового холода. Неприступным айсбергом, уже избравшим «титаник» моей ослабленной воли для последующего уничтожения. Я задумчиво крутила на вилке пасту, не замечая вкуса, стараясь возвести защитный барьер от его внимательного, изучающего взгляда, лишенного эмоций.

– Ты плакала.

– А есть повод веселиться?

Решение укрепляется, с необычным, несвойственным мне прежде хладнокровием, поэтому я не срываюсь в оправдания и пояснения. Плакала, я живой человек, и у меня есть эмоции! Или вы расстроены из-за того, что я это делала наедине с собой, а не на коленях перед вами?

Он не отвечает, хотя я подсознательно жду обещания прикусить мне мой же дерзкий язычок… гель для душа в качестве профилактики принадлежит другому. Лучше бы он и вправду как-то отреагировал на мою грубость. Молчание убивает, а перед взглядом проносятся кадры один страшнее другого.

– Мне придется уехать сегодня. Это связано с твоим вопросом.

Удар облегчения, вожделенной отсрочки приговора перед неизбежностью бьет наотмашь, и я даже не успеваю скрыть мимолетную улыбку.

– По моему вопросу?

– Да. Чтобы ты могла вернуться домой, и ничего не опасаться. Остался финальный штрих.

Я поднимаю глаза. Знаю, мне запретили смотреть… Когда меня запреты останавливали! Радость от того, что еще одна ночь будет бесценным подарком,– одиночество! – плавит струны натянутого страха. В тени его глаза кажутся более глубокими, с карим отливом, слегка расширенным зрачком от недостатка яркого света. Притом что он гораздо опаснее и умнее Димки, мне не страшно выдерживать этот взгляд. Он не поглощает, не пьет мою волю через хрусталик, не вызывает обреченных судорог в глубине души. Может, страх только в моей голове, надуманная угроза? Мне бы так хотелось в это верить! Увы, жизнь научила уже не доверять никому, кроме самой себя. Но какое-то необъяснимое, легкое, едва ощутимое очарование плавит металл пережитого кошмара. Еще не увидеть этого, не прочувствовать, но кристаллическая решетка медленно разрушается, неумолимо плавится эта твердыня, пока еще не стекая ручейками металла, но уже потеряв свою незыблемую стабильность.

Я могу даже отметить с удовольствием искушенной эстетки, что он выглядит потрясающе. Строгий костюм Джеймса Бонда сегодня неожиданно заменили джинсы и белая футболка, его внешний вид навевает мысли о прогулке на яхте, заставив даже на миг забыть, что он из себя представляет. Я позволяю себе осмелеть окончательно, после сцены в спортзале это совсем не сложно! Перевожу расслабленный взгляд на длинные пальцы с перстнем, изображающим египетское божество. Кажется, Анубис, бог подземного царства. В этой мифологии я все равно не сильна. Беглым сканером по длинным пальцам с аккуратным маникюром, быстро загасив глотком сока какое-то необъяснимое покалывание области затылка. Решение принято мною давно, сейчас я, похоже, получила малюсенький бонус к его нетравматичному осуществлению. От отвращения дрожать точно не придется. Надеюсь!

– Что тебя тревожит? Ты мне так и не скажешь?

Спокойствие разрушено властными, бескомпромиссными нотками в его голосе, и я испуганно трясу головой.

– Ничего! Правда!

– Юля, никогда не смей закрываться. Ну?

Дыхание перехватывает. Я делаю чересчур быстрый глоток сока… и, наверное, именно это меня спасает. Гортань свело панической судорогой вместе с кашлем, дар небес, не иначе. Если бы не спазм горла, Александр словил бы кайф от истерики века прямо на лоджии с просьбой не трогать и отпустить. Я это вряд ли осознаю. Словно сверхъестественная сила поднимает меня со стула в воздух, грудная клетка сдавлена крепкими руками с последующим сжатием диафрагмы, кашель сильнее, последний рывок вместе с последующим облегчением.

– Да ты как струна, – я офигеваю, когда его голос вызывает разряд озноба по коже. Нет, это ничего не значит! Всегда такая реакция, когда прикасаются к шее или говорят очень близко от моего ушка. Меня не парализовало от страха, нет, мне… странно. Я словно защищена в этих вынужденных объятиях без малейшего сексуального подтекста, они согревают теплом, а ведь совсем недавно я сравнивала этого человека с айсбергом.