Мне нужно было избавиться от груза проблем, но не здесь, где присутствие Александра является постоянным напоминанием о том, что я пережила! Цепочка логических связей, теория семи рукопожатий, закоротившая параллель. Дома всего этого не будет. Там будут вещи из моей прошлой жизни, эмоции и близкие люди. Возможно, именно там я смогу забыть. Если же нет, скоро начало первого семестра, и будет прекрасная возможность с головой погрузиться в лекции с семинарами. Или – если будет тяжело – в дружескую поддержку, и мне все равно, как именно она будет проявляться! Хоть дружеским хлопком по плечу, хоть угаром клубных пати, каруселью эсэмэсок и звонков, коктейлей, ритуальных поцелуев и разговоров. Мне надо вновь обрести себя прежнюю, ту, которой я была до встречи с Димой, и никогда больше не бояться. Просто не начинать игры с теми, кто легко переиграет тебя твоими же шахматными фигурками, и все будет хорошо…
– Юля, стол накрыт, – сказала Вита, сдвинув брови. Я действительно быстро упаковала чемодан, погруженная в почти оптимистичные мысли.
– А…
– Денис заберет. Все собрала?
Кивнув, я спрятала мобильный в небольшой клатч с документами. Не так много вещей, если задуматься, а чемодан под завязку. Новый гардероб, надеюсь, не будет мне напоминать о том, как я его обрела.
Я была в безопасности. Теперь в абсолютной. В шаге от свободы, которую уже никто не отнимет. Не стоило ничего бояться – если меня пугала предшествующая ночь, сейчас светило яркое солнце, в доме мы были не одни, да и глупо ожидать, что он решит перед отъездом по-быстрому нагнуть меня над столом. Нагнуть? Епт твою маму. Не дельфины, нет. Просто епт.
Ну какие еще, спрашивается, эпитеты могли прийти мне в голову при виде этой картины? И как так получилось, что я начала оживать, приходить в себя прямо-таки с космической скоростью?
Впервые. Слышите? Впервые за сегодняшнее утро у меня появилась мысль, что я могла бы остаться и, сомкнув ладони стрелой, нырнуть в неизвестность. Просто так… Что было тому причиной? Растиражированный романтический шаблон, который нам так часто навязывает литература и телевидение?
Он просто стоял, упираясь руками в парапет лоджии, спиной ко мне. Прекрасный пейзаж – голубая гладь моря под зеленью кипарисов явно не могла не привлечь внимания, призывая любоваться на нее, даже если видишь почти каждый день, только я ее не замечала. Скользила по высокой мужской фигуре в деловом светлом костюме каким-то новым, потрясенным взглядом, и эмоции у меня были такие же – потрясенные от собственного потрясения. В тот момент я забыла абсолютно все: кто он такой и что из себя представляет, о своем унизительном выступлении за дверями кабинета, последующем стакане молока, которое я, наверное, долго не смогу спокойно пить, о том, как легко он подтвердил то, в чем я готова была обмануться. «Да, я получаю удовольствие именно от того, что так тебя ужасает». Эти слова были произнесены и должны были отсечь желание любоваться этим человеком со скоростью плети, а я просто не могла ничего с собой поделать – никакая сила сейчас не могла запретить мне смотреть на него.
Он сам не позволил моему воображению, заключившему договор с сознанием, нарисовать картинки формата 18 плюс как минимум, а потом, спустя время, мучиться чувством неоправданной вины.
– Юля, – я вздрогнула, словно застигнутая врасплох на месте преступления, когда он повернулся ко мне. Ироничная, понимающая улыбка нажала спусковой крючок, запустив подзабытый нейротоксин по моим расслабленным в ожидании скорого отъезда эмоциональным сплетениям, аукнулась в мизинцах пережатых ремешками сандалий стоп сладкая боль азартного предвкушения, выровняв допустимый уровень уязвимости на грани сладости и испуга. – Юля, я всегда чувствую, когда мне смотрят в спину.
– Понятно, – я не могла ответить иначе, сбитая с толку, злая на саму себя за очередной провал. – Мне показалось, вы по телефону разговариваете.
Его взгляд говорил о том, что он думает по поводу моего умозаключения, лучше любых слов. Он знал. Знал с ошеломляющей детальностью все, что со мной происходит, до каждого нервного импульса в пережатых тревогой сосудах, до каждого витка расслабленного сознания, до простейшего алгоритма того, в чем я никогда не признаюсь сама себе! Предательский румянец хлестнул касанием полновластного хозяина по моим щекам, оставляя розовую метку поверх легкого загара, а я мысленно взмолилась, чтобы его хватило для сокрытия факта острого смущения. Шагнула к столу, не позволяя Алексу проявить галантность и отодвинуть стул, скользнула расфокусированным взглядом по его лицу, избегая смотреть в глаза,– это было гораздо лучше, чем вновь давиться соком под его саркастичным оскалом. Да, называй его улыбку именно так! Страхуй свою вновь обретшую уравновешенность психику от обратной экспансии – нежности в обертке завуалированного эротизма, которой сильно много, чтобы называть вещи своими именами: добродушие – добродушием. А улыбку – улыбкой.