— Я уже переросла тот возраст, когда сожалеешь о содеянном. Нужно научиться принимать факты сухо и бесчувственно. Ну, как ученые…
— О чем хоть ты? — в его голосе было нечто иное. Нечто, что никогда не принадлежало тому прежнему Тайлеру. Некое разочарование. Некая горечь. Смирение, смешанное с горечью виски, с болезненным принятием любой действительности. Тайлер Локвуд взрослеет.
— Об ученых, — девушка поднимается, чувствуя, что в этой комнате ей очень-очень тесно, — таких худых дядечках с усами и в очках…
Она заходит в ванную, закрывая за собой дверь и прижимаясь к ней спиной. Поломанная девочка Бонни закрывает глаза. Поломанная девочка снова плачет. Ей кто-то в вены воздух вводит с ядом, и эта ядерная смесь становится причиной вздутых вен и безумной боли. Терпеть это нет ни сил, ни желания. Вчерашний день спицами вонзается в сердце. Воспоминания водоворотом увлекают в пучину безумных и остервенелых воспоминаний. Вчера поломанная девочка Бонни была свободной, а сегодня она поняла, что если хотя бы один гребанный раз человек познает свободу, а потом попадает вновь в клетку, то для него это сродни смерти. Или долгой пытки. Или еще чему-то болезненному и обезвоживающему.
— Бонни! Выйди, нам надо поговорить!
Девушка закрывает уши руками, вжимаясь в дверь еще сильнее. Ей бы по законам жанра воду включить и вены попытаться перерезать. Ей бы по законам жанра зеркало разбить. Но вот Бонни может лишь вырвать из груди дикий крик, думая, что так ей станет легче. Крик вырвался, поцарапал горло и душу заодно. А облегчения не прошло. Стук в дверь, голос Локвуда, воспоминания — все это закружило, завертело. И когда Бонни открыла глаза, то увидела черных птиц, которые кружили над ее головой, крича и оглушая. Их крылья были огромными и смоляными. Хлопанье крыльев сводило с ума. Тени, падающие от парящих птиц, плясали на стенах.
Она схватилась за шторку в ванной, рванула ее, рванула еще раз. Та сорвалась с петлей, палка, на которую цеплялась шторка, упала, и грохот был настолько сильным, что вороны разлетелись.
Тайлер стал долбиться в дверь. Бонни стала чувствовать, что перед глазами темнеет. Слайды всплывали в памяти как в немом диафильме. Знакомство с Еленой, тот разговор о сигаретах и книгах, потом — ссора, потом — разговор в кино. Тайлер. Елена в его объятиях. Бонни. Она в его объятиях.
Головная боль стала пульсировать в затылке. Бонни не ощущала времени. Ей казалось, что прошло минут десять, а на деле минула только минута. Девушка огляделась. Изображение размывалось. Обрывки фраз всплывали, исчезали, путались с другими обрывками, сводили с ума. Беннет сорвала с себя футболку. Беннет ощущала жар во всем теле.
— Бонни! — он кричал, а поломанная девочка Бонни чувствовала, как подкашиваются ноги, как все тело будто наваливается свинцом.
«Там, — шептал внутренний голос, - там, в темноте, ты найдешь спокойствие. Там растопятся проблемы. Растворится злость. Просто сдайся».
Тайлер ударил ногой в дверь. Не смог вышибить. А Бонни закрыла глаза. Внутренний голос напевал песню, прося сдаться в опиум небытия. Давненько он ничего не говорил, Беннет по нему соскучилась. Она соскучилась по этим иллюзиям, которые всплывали в сознании. Люди с белыми глазами, гробы, толпы бесчувственных и одинаковых фигур — где все это? Почему одна лишь темнота?
«Это плата Бонни, — шипел дьявол в душе. — Небольшая плата за спокойствие. Там, на девятом кругу, там нет кострищ и чертей. Там просто бесконечная чернота. Никаких образов, никаких воспоминаний. Зато спокойствие. Падай, Бонни».
У нее подкашиваются ноги. Девушка хватается за навесные полки, все шампуни и гели падают на пол с грохотом. Локвуд бьет по дверям. Бонни медленно опускается на пол. Ей хочется оплатить счет, взять билет в одну сторону и больше не жалеть, не звать, не каяться.
Ведь книги врут, Бонни. Ведь апогей безумия — вовсе не вскрытые вены, не душераздирающие крики и опрометчивые поступки. Ведь апогей — загнать себя в тесное и маленькое помещение, видеть галлюцинации и думать при этом, что все это лишь — последствия физического переутомления. Ложь самому себе — вот за что мы платим самую высокую цену, Бонни. Мы врем друзьям, любовникам, врагам, коллегам, однокурсникам и одноклассникам, соседям, случайным знакомым. Мы врем всем. Мы делаем это легко, делаем это без угрызений совести. Детки, не верьте этим глупым фразам, что есть люди, не умеющие лгать. Это делают все. Это легко. Это просто.
Единственное, чего не умеют люди — лгать самим себе. А даже если и умеем, то отплачиваем за это черными воронами, порванными фотографиями и расколотыми нервами.
— Бонни! — дверь распахивается, чуть не слетая с петель. Беннет закрывает глаза, утопая в объятиях черного и томного спокойствия. Тайлер падает возле девушки на колени, подхватывает ее, трясет за плечи, пытаясь привести в себя. Но девочка оплатила счета и свинтила из этого дрянного царства. Всего лишь на пару часов, правда, но все-таки…