— Мы должны вернуться, — плачу я, тоже вставая.
— Нет, — говорит Эрик, сжимая мое плечо. — Если она взорвется…
— Мы не можем оставить его там, он задохнется от дыма!
— Это его яхта, он знает, что делает. Мы не сможем туда попасть.
— Но…
— Если она взорвется, — кричит Эрик, — мы умрем!
— Если мы оставим его там, он умрет!
— Индиго, прямо сейчас ты ничего не можешь сделать. Встав у него на пути, ты только создашь еще больше проблем.
Я опускаюсь на дно лодки, прижав руки к животу, и дрожу. Я так плохо чувствую себя. Как мы пришли к этому? Пять минут назад мы были спокойны и наслаждались днем. Теперь мы сидим в спасательной шлюпке, задаваясь вопросом, что произойдет в следующую минуту.
— Эй, — зовет Эрик, опустившись рядом со мной. — Все будет хорошо. Вероятно, он просто собирается погасить огонь и ждать помощи.
— Он до сих пор не вернулся.
— Он выйдет.
Я встаю, дрожа. Меня учили никогда не оставлять кого-то, и я не могу просто сидеть здесь и ждать. Это не правильно. Возможно, он ранен.
— Я собираюсь пойти за ним, он мог потерять сознание или еще хуже…
— Нет, — говорит Эрик, хватая меня за руку. — Это опасно.
— Я не оставлю его, Эрик! — кричу я. — Это не твой выбор.
Я прохожу вперед, и тогда происходит это. Взрыв. Я как раз хватаюсь за весла, чтобы грести обратно к яхте, когда до нас доносится звук, рвущий барабанные перепонки. Пламя с шумом вырывается из-под палубы, и черный дым наполняет небо. Я знаю, что кричу, и знаю, что Эрик отталкивает меня назад, пока я пытаюсь броситься вперед. Я извиваюсь в его объятиях, умоляя и задыхаясь. Огонь ревет на палубе, и прямо на наших глазах яхта начинает разваливаться. Как может что-то гореть посреди воды? Это безжалостно.
— Пожалуйста, — скулю я. — Эрик…
— Его больше нет, — шепчет он. — Он не мог этого пережить. Индиго, нам нужно отплыть подальше. Если эта штука еще раз взорвется… мы тоже умрем.
— Помощь придет сюда, — бормочу я, дрожа. — Мы не можем далеко уйти.
— Мы должны грести подальше отсюда!
— Нет, Эрик! — кричу я.
— Индиго, посмотри на меня! — кричит он, разворачивая меня. — Прямо сейчас ты должна довериться мне.
— Он может быть жив!
— Ты видишь это пламя? — гаркает он. — Его нет в живых.
— Эрик!
Он тянет меня вниз и обнимает, пряча у себя на груди.
— Ты должна мне доверять. Т-ш-ш, Индиго.
Я закрываю глаза, и слезы текут по моему лицу. Больно. Мне настолько больно, что меня тошнит. Мое тело трясет, и я сжимаю Эрика, как будто он единственный, кто держит меня в живых. Наверное, сейчас так оно и есть. Я слышу еще взрывы, немного слабее, и я сильнее сжимаю веки. Я не хочу их открывать. Я не могу. Я просто держусь за Эрика и пытаюсь избавиться от ужаса, происходящего прямо передо мной.
В конце концов, этот ужас одолевает меня.
И я теряю сознание.
Йо-хо, жизнь пирата по мне!
Два дня мы находимся в океане, два долгих-долгих дня. Эрик совершил ошибку в том, что отгреб слишком далеко, и мы потеряли из виду яхту. Каждый день мы ждали вертолет или спасательный катер. Никто не пришел. Мы плыли без пищи, без воды и без защиты от солнца. Моя кожа начала облазить к концу первого же дня. В попытке прикрыть меня, Эрик дал мне свою рубашку, но я прекратила это, вернув ее обратно, когда увидела, что его кожа тоже покрывается волдырями.
Два дня без воды на пылающем солнце, и мое горло, сухое и воспаленное, печет. Мое тело ослабло. Моя кожа сожжена. Мое сердце болит. Я боюсь за свою жизнь и жизнь Эрика. Для нас нет спасенья. Если только кто-нибудь нас не найдет… но что, если они этого не сделают? Боже, что, если это и есть наш конец? Я не хочу так умирать. Это совсем не то, как я представляла себе. Я думала, что достигну преклонного возраста, и у меня будут дети. А не то, что стану гниющим мешком костей на севшей на мель лодке в океане. У меня есть с собой телефон, но здесь нет связи, и батарея уже давно умерла.
Вечером второго дня мы с Эриком сжались вместе в попытке защитить друг друга от прохладного вечернего ветра, когда лодка внезапно начала раскачиваться. Это всего лишь легкое, нежное качание, но это определенно изменение в привычном штиле. Мы оба поднимаем головы, чтобы увидеть массу огней, приближающихся к нам. Это корабль. Должен быть. Мы оба выпрямляемся и встаем на подгибающиеся ноги. Мое сердце начинает колотиться. О, Боже, это корабль спасателей? Мы спасены? То облегчение, что переполняет мое тело, когда я поднимаю руки и начинаю хрипло кричать, колоссально.
― Это корабль? ― скрежещет Эрик, его голос сухой и трескучий.
Мои глаза жжет от избытка соли и нехватки воды, но я щурюсь и, когда он подходит ближе, я вижу его.
― Да!
― Я знал, ― хрипит он. ― Но что это за корабль?
― Это имеет значение?