– А еще есть наше национальное жаркое – иньяма йенкомо, – говорит Сахиль, привлекая мое внимание. – Моя жена готовила, вы должны попробовать.
Я пробую. Мясо жилистое, соус острый и сладкий. Сперва мне не нравится, потом впечатление меняется.
– А вот это, – говорит Сахиль, наливая мне, – домашнее пиво, цхвала.
Обед еще не закончен, когда поднимается учитель.
– Натаниэл, в прошлый раз, когда ты здесь был, два года назад, я еще тут не работал. Но мы все время говорим о твоей щедрости. Дети записали для тебя песню.
Все дети вытаскивают цветные пластиковые рекордеры. «Виии-ддии де-де-де-де диии дии диии веаамумуаваа». Мелодия взлетает и падает: «Вии – умммм муммм ауа…»
Сахиль наклоняется ко мне:
– Иим боо бе – это значит «лев». Старая южноафриканская песня. Ее предложила София – я не знал, что она так у вас популярна.
– Это же классика, – говорю я, подпевая: «…могучие джунгли, лев сегодня спит».
После ужина – танцы под музыкальный автомат, и еще стучат барабаны. Местные постепенно расходятся, Нейт хочет еще побыть с друзьями.
– Нет, – говорю я. – Завтра серьезный день, пора спать.
– Отца необходимо слушаться, – говорит Сахиль.
Не знаю, заметил ли Сахиль свою ошибку – Нейт заметил. И я тоже. Но Нейт молчит, и я этим доволен.
Перед тем как лечь спать, отдаю Сахилю то, что привез по его просьбе.
– А для кого вок? – спрашиваю я.
– Сюрприз для моей матери. Она смотрела по телевизору кулинарную передачу и только о нем и разговаривает. – Он берет вок и вертит в руках. – Как он включается?
Я не могу сдержать смех.
– Поставить на огонь или на электрическую конфорку, и он становится горячим-горячим…
Сахиль кивает.
– Так что же в нем такого особенного? – спрашивает он, недоумевая.
– Я думаю, все дело в форме.
– Спасибо. Лала кале, – говорит он. – Приятных снов.
Постель похожа на лепешку – очень тонкий матрас и куча одеял, пахнущих потом и землей. Не противный запах – мускусный, человеческий, реальный. Матрасы затянуты гостиничными простынями, одолженными (или украденными), будто кто-то сказал этим людям, что американцам без глаженых простыней и свежих махровых полотенец неуютно. Сверху на каждой постели рулон туалетной бумаги с причудливым стикером. Сколько сейчас времени, я понятия не имею – знаю только, что скоро завтра. Дети засыпают почти мгновенно.
Сразу после восхода я ощущаю запах кофе. Одеваюсь и выхожу: на улице, на открытой плите, три женщины готовят яичницу и блины – по указанию Софии. Рикардо и Эшли едят традиционно овсянку, а мне ко всему прочему дают еще бутерброд с анчоусовой пастой. Есть мармелад и чай, который Эшли объявляет самым лучшим на свете. Деревенские детишки пробуют блинчики с кленовым сиропом, который они называют «вкусное лекарство».
Вокруг деревни выставлены бело-голубые вымпелы. Примерно в одиннадцать тридцать мы возвращаемся к себе в комнату переодеться. Я уложил парадную одежду, которая теперь кажется смешной, как маскарадный костюм, но раз Рикардо и Эшли так хотят, то мы одеваемся. Нейт считает, что мы чудачимся, и одевается в джинсы и желто-зеленую футболку «Бафана-Бафана», которую дал ему Сахиль.
Мы идем к центру деревни, где находится большая круглая открытая площадь. Начинают деревенские дети с традиционной зулусской песни, которая мне кажется похожей на «Ваша мама пришла, молочка принесла». Потом Нейта окружают мужчины деревни, одетые кто во что с элементами зулусского «традиционного» убора – уж не знаю, что тут традиционно, а что придумано для туристов. Они танцуют вокруг Нейта энергетическим кругом, песня становится перекличкой между Сахилем, жителями деревни и Нейтом, набирает разгон – и неожиданно заканчивается громким возгласом.
Сахиль предоставляет трибуну мне. Я называю себя и рассказываю, что когда Нейт родился, как был горд его отец, видя в ребенке свое продолжение, и я вот тоже вижу в Нейте продолжение моего брата и на отношение к нему перенес всю сложность своего отношения к брату. Далее я говорю, что лишь после тяжелой семейной трагедии стал видеть в Нейте личность.
– Нейт подтолкнул меня к тому, чтобы я сам стал лучше, чтобы ожидал большего, чтобы сопротивлялся негативным событиям, а не бежал от них и не тонул под ними. Обстоятельства своей жизни он не выбирал, но когда я вижу его, Эшли и Рикардо, меня поражает их стойкость. За этот год я понял: дело родителя – помочь ребенку стать тем, кто он есть. Нейту я не просто дядя, я самый большой его фан, и я благодарен ему, что он привез меня к вам. – И тут, будто представляя артиста, я объявляю: – Леди и джентльмены – Натаниэл Сильвер!