Да будем мы прощены

– Эй! – говорю я. – У нас дети в машине!

– Поверьте мне, – отвечает он. – Иногда лучше не останавливаться.

Я гляжу назад – та машина тоже не остановилась. В ней трое мужчин. Вскоре они догоняют нас и начинают сталкивать с дороги. Эшли пронзительно кричит. Водитель жмет вперед, вдавив педаль в пол, пыль клубится за нами. Белая машина держится рядом, спихивая нас с дороги дальше.

– Стоит, наверное, остановиться, – говорю я.

– Нет, – отвечает водитель. – Ничего хорошего не будет.

Так продолжается пару минут – а может, полминуты, потом оглушительный грохот, похожий на взрыв, и машина дергается вправо. Водитель изо всех сил удерживает руль. Мы медленно останавливаемся, и пыль начинает оседать.

– Авария? – спрашивает Рикардо.

– Шина лопнула, – говорит водитель.

Трое преследователей останавливаются сразу за нами, выходят из машины, приближаются. Подойдя, сразу же начинают колотить по машине и раскачивать ее. Страшно.

– Захват заложников, – шепчет Нейт. – Надо просто отдать им деньги.

– Детки мои, детки! – вдруг вопит Эшли. – Они не дышат, детки мои!

Я рывком распахиваю дверцу – сбивая того, кто на нее опирался. Рикардо, Эшли и Нейт вылетают наружу, держа на руках коричневых младенцев в одеялах.

Эшли на обочине завывает:

– Деточки, деточки мои! Они не дышат!

Нейт наклонился над младенцами, прикладывается ухом к их груди по очереди, делает дыхание изо рта в рот.

– Кто помнит, как реанимацию делать? – кричит он.

Мы с Рикардо на коленях склоняемся над коричневым мальчиком, Нейт сдавливает грудную клетку девочке и кричит:

– Дыши! Дыши!

– Ему плохо! – кричит Рикардо. – У кого-нибудь тут есть дефрижератор?

Водитель сидит в машине, парализованный страхом.

Выкрики Эшли переходят в пронзительный, на одной ноте, вой, – будто все страдание, всю боль и горе смерти Джейн она вложила в этот звук. Она стоит на обочине в настоящей истерике, и я не знаю, кому сперва помогать.

– Вы убили моих детей! – выкрикивает она снова и снова.

Глубоко озадаченные налетчики залезают в свою машину и уносятся прочь. Мы ждем, пока они отъедут подальше; потом мы с Нейтом подбираем младенцев и подходим к Эшли, которая никак не может успокоиться. Нейт показывает ей кукол:

– Смотри, все нормально. Вот, держи.

Он кладет кукол ей на руки. Эшли дышит часто и неглубоко, глаза у нее широко раскрыты, будто она не соображает, где находится. Я беру бумажный пакет, в котором были куклы.

– Дыши сюда, – говорю я, сворачивая отверстие пакета в трубочку, и подношу ей к губам.

– Это было здорово, – говорит Рикардо. – И здорово страшно.

Мы киваем. Когда Эшли наконец удается перевести дыхание, мы все садимся в машину.

Водитель все еще за рулем. По его лицу стекают безмолвные слезы.

– Запаска есть? – спрашиваю я.

Он кивает. Мы быстро меняем колесо и уезжаем. Нас еще бьет дрожь.

– Это часто бывает, – говорит Нейт. – Похищение, захват. Иногда им нужна машина, иногда только деньги.

– Вам очень посчастливилось, – говорит водитель. – Иногда им богатые белые тоже нужны.

– Ты как, ничего? – спрашиваю я у Эшли.

Она молчит, но кивает.

– Ты выступила совершенно потрясающе. Как ты до такого додумалась?

– Телевизор, – отвечает она. – Ты же знаешь, телевизор у нас всегда был включен.

– Да.

– Ну, вот, я всегда видела, как там женщины плачут, мамы и тети, и всегда мне было печально и страшно. Они стоят в дверях и рыдают, а репортер пытается пролезть внутрь. Или они бдят при свечах, потом падают на пол. Не знаю. Просто как-то на меня нашло.

– Ты прекрасно сыграла, – говорю я.

– Прямо на «Оскара», – подтверждает Нейт.

– Просто поверить не могу, – говорит Рикардо. – И мы сразу так раз! – и в дело, как супергерои, как в кино. – Он широко улыбается. – Тебе понравилось, когда я спросил про дефрижератор?

Я все время прокручиваю в голове эти события. И чем больше об этом думаю, тем сильнее переживаю. Смотрю на детей – им как с гуся вода. Не понимают, наверное, как могло обернуться дело. Когда я об этом думаю, то понимаю, что все бы сделал не задумываясь для их защиты. Впервые теперь понимаю, как я к ним привязался и как с ними связан.

В аэропорту у меня настроение начинает падать. Все еще переживаю попытку похищения и волнуюсь насчет возвращения домой. Как нам поддержать это ощущение надежды и открытых возможностей, ощущение полной откровенности, отсутствия задних мыслей, которым было пронизано наше путешествие? Вдруг с ужасом и удивлением я почувствовал, что снова сам по себе. Мы так хорошо жили далеко от дома – далеко от себя, все вместе – против мира, который куда больше нас. Мы сплотились, работали одной командой, и меня тревожит, что будет, когда мы вернемся домой и закончится это необычное и многообещающее время.

Полет из Дурбана в Йоханнесбург проходит нормально, мы уже готовы сесть на самолет домой, и дети, все еще заведенные, бегут покупать сувениры последней минуты: чипсы «симба» и газированный лимонад, будто никогда больше не увидят Южной Африки. Йоханнесбург – как станция пересадки для всего человечества. К счастью, София нам организовала сопровождающего, чтобы провести от самолета к самолету.