Да будем мы прощены

– На этой неделе мы выбросили маркер, посылающий сигнал, – туда тебе и надо ехать. В твою машину мы поставили GPS-навигатор, он тебя приведет. И для вспомогательного персонала операции мы используем тот же маркер.

Наверное, у меня лицо непонимающее.

– Для солдат, – поясняет он. – Теперь в твоей машине жучки, микрофоны внутри и снаружи. Не разговаривай с нами и не связывайся никак в пути. Тебе ехать две с половиной мили по разбитой старой дороге, даже не дороге, а тропе.

Вдруг все приходит в движение, меня подталкивают обратно в машину – поторапливают.

Дорога темнее темного – будто едешь по туннелю, где никогда не бывает света в конце. Фары машины высвечивают дорогу лишь за полсекунды до того, как я проеду. И я двигаюсь вслепую на мигающий огонь. Несколько раз дорогу перекрывают упавшие стволы, приходится их объезжать.

Я подруливаю к месту, и навигатор выключается, даже не дожидаясь моего прикосновения. Пару раз мигаю дальним светом, потом вылезаю из машины.

Слышу шелест в кустах. На свет фар выходит Джордж. Он выглядит отлично – закаленный и обветренный, отдохнувший, как в воскресное утро.

– Привет, Джордж! Как жизнь?

Он подходит меня обнять, что для него вроде бы необычно.

– Ты меня обнимаешь или обыскиваешь? – Джордж не отвечает. – Рад, что ты получил мой подарок.

– Прием хреновый, – говорит Джордж. – Если облаками закрыто, ничего не получаю.

– А «Нетфликс»?

– Сильно тормозит.

– А можно взглянуть? Я еще ни одного сам не видел.

Джордж расстегивает куртку и достает айпад. Экран светится.

– Красивая штука, правда? – Я постукиваю по разным приложениям. – Как тут фотографии достать?

Джордж тыкает куда-то, и открываются фотографии детей, перемежаемые снимками автоматов, пистолетов и прочей военной техники.

– Это что? – спрашиваю я.

– Всякая фигня, – отвечает он. – Помнишь, как мы с тобой играли в солдат, в «Героев Хогана» и всякое такое?

– Ага.

– Ну, так я снова начал. Тут особо делать нечего.

– Здорово, – говорю я. Тыкаю в почтовый ящик – вываливается письмо на иврите. – Без очков не разберу, – говорю я, делая вид, будто не понял, что это другой язык. Пока не видел пусковых установок с арабскими надписями и электронных писем из Израиля, я не верил на самом-то деле Уолтеру Пенни: считал это какой-то идиотской игрой. Но сейчас все складывается. Джордж всегда любил быть важной шишкой, рулить и править, и больше всего в детстве любил играть в войну.

– Тормозит, сука! – Джордж забирает у меня айпад и встряхивает его, как рисовалку, где так стираются линии.

– Наверняка вскоре должен появиться более быстрый. – Я достаю пакет с бумагами, которые Джордж должен подписать. – Прости, что с этим пристаю; не мог дозвониться до твоего адвоката.

– Я тоже не могу. И на письма он не отвечает.

– Хочешь, поспрашиваю насчет другого?

– Можно, – говорит Джордж и подписывает документ за документом на капоте машины.

Я постепенно успокаиваюсь.

– Белье мое привез? – спрашивает Джордж.

– Ага.

– Это хорошо. А то здесь выдают дерьмо какое-то. Казенные плавки, вокруг ног натирают, потом бегать невозможно, и тесные, как черт. Яйца-то большие.

– Да, ты всегда так про себя говорил.

– Кастрюли-сковородки привез? – спрашивает он, не прекращая подписывать.

– Со мной. Много готовишь?

– Тут, знаешь, не тридцатиминутная зона доставки «Домино-пицца».

– И что готовишь?

– Сырный соус, арахисовый соус. Муки здесь полно, масла, сыра, арахисового масла и макарон. Сахара вот мало, нужно еще. У тебя с собой есть?

Я вытаскиваю из карманов пару пакетов сахарозаменителя «Спленда».

– Если бы ты предупредил, я бы…

– Свечи? – перебивает он меня, будто торопится.

– Вот те, что нашел, – говорю я, передавая ему свечи. – Это свечи Джейн.

Он берет их так, будто они самое важное во всем этом.

– Спички?

Открываю пассажирскую дверцу и копаюсь в отделении для перчаток. Вываливается всякое барахло.

– Сигнальные огни мне отдай, – требует Джордж. – Они могут понадобиться.

– Блин, как на Хеллоуин угощение просишь, – бурчу я, передавая ему сигнальные огни и все закуски, что приготовил на дорогу. Джордж хватает из подставки полупустую бутылку кока-колы и допивает до дна.

– Поразительно, – говорит он. – Как божественный нектар этот вкус. Чего бы им здесь, на фиг, не поставить автомат с колой?

– Я тебе подарок привез, – говорю я, вынимая жестянку с печеньем.

Джордж искренне радуется, но вид у него тут же становится озабоченным:

– Это жестянка Лилиан?

Я энергично киваю.

– Что случилось? Она умерла?

– Жестянку я одолжил, а с тетушкой все в порядке, – отвечаю я, неожиданно впадая в панику. Об этом-то я и не подумал: откуда у меня жестянка Лилиан. Только помнил, что ее печенье – хорошая приманка.

Я гордо открываю жестянку. В ней лежит точно такая же старая, сморщенная, редко заменяемая пергаментная бумага. Печенья бледноваты, но точно так же из них выпирают шоколадная крошка и половинки орехов.

– Сколько? – спрашивает Джордж, глядя на меня в ожидании, как ребенок. Он не понял, что стоит ему захотеть – и вся коробка его.

– Два? – предлагаю я.

– На каждого? – уточняет он.