Да будем мы прощены

– Не знаю, – отвечаю я. – Не привык я кому-то о своих делах докладываться. И не привык где-нибудь быть с кем-нибудь.

– Можешь нас здесь оставить, – предлагает Нейт.

Я после паузы говорю:

– Поеду мать навестить.

– Ты ей расскажешь про все про это?

– Нет, – отвечаю я.

Мы уходим, не прощаясь. Водителю лимузина я называю адрес дома престарелых, он включает навигатор, смотрит, и мы пускаемся в путь.

– Стоит нам ей что-нибудь принести? – спрашивает Нейт.

– Например?

– Комнатный цветок.

– Вполне.

– Я думаю, – говорит Эшли, – правильно было бы принести что-то такое, что можно оставить после себя. Чтобы видно было, что о ней кто-то заботится.

Когда лимузин проезжает мимо флориста, я прошу водителя остановиться. Минут двадцать мы обсуждаем, что привезти, и выбираем африканскую фиалку, решив, что она лучше всего подходит к горячему сухому воздуху дома престарелых.

Воняет в этом доме престарелых дерьмом.

– Наверное, с кем-то случилась неприятность, – говорю я.

Чем дальше мы уходим от входной двери, тем меньше пахнет дерьмом и больше – химией и стариками.

– Мы переместили вашу мать в палату на двоих, – говорят мне. – Ей нужно больше общества, – сообщает медсестра.

Я стучу в дверь – ответа нет.

– Мам, здравствуй, – говорю я, открывая дверь.

– Здравствуйте.

– Мама, это я. И я кое-кого с собой привел.

– Заходи, заходи!

Мы входим в палату, а там на другой койке женщина, и она думает, что мы к ней.

– Ближе подойдите, – говорит она. – Не очень хорошо вижу.

Я подхожу к краю кровати:

– Я – Гарри. Пришел к вашей соседке. Я ее сын.

– Откуда вы знаете?

– Когда я рос, она жила в том же доме. Как вас зовут?

– Не знаю. Да что толку в имени?

– Вы не знаете, где ваша соседка? Моя мать?

– У них там что-то вроде вечеринки с мороженым, сами себе его готовят, кому как нравится. Дальше по коридору, в столовой. А диабетиков не пускают. На нас надевают эти вульгарные браслеты. – Она поднимает руку, показывая желтый браслет с надписью заглавными буквами «ДИАБЕТ». На другой руке браслет с надписью «Не реанимировать». – Оттого у меня и глаза паршивые. Их сахаром забило.

Во время ее монолога в дверь вкатывается моя мать, держа двумя руками огромную порцию мороженого.

– Я услышала, что у меня гости, – говорит она.

У нее тоже браслеты на руках. На одной синий «Деменция», на другой тот же оранжевый «Не реанимировать».

– Я разговаривал с твоей соседкой.

– Слепая, как крот, – говорит мать.

– Но не глухая, – отзывается соседка.

– Как хорошо, что вы пришли, – говорит мама Нейту и Эшли. – Как дети?

– Бабушка принимает вас за Джорджа и Джейн.

– Она знает про маму? – спрашивает Эшли.

– Не говори о человеке в третьем лице в его присутствии. Это невежливо, – заявляет женщина на соседней койке.

– Рад тебя видеть, – говорит Нейт, обнимая бабушку.

– Все работаешь? – спрашивает мама у Нейта. – Накачиваешь эфир чепухой? А дети в школе? Тот, у кого проблемы, ему лучше?

– Дети восхитительны, – отвечает Нейт. – Каждый в своем роде талантлив.

– Откуда бы? – спрашивает соседка. – Они приемные, что ли?

– Ладно, мам, – говорю я. – Мы сейчас ненадолго, скоро приедем опять. Тебе что-нибудь нужно?

– Например?

– Ну, не знаю. Тебе виднее.

– В следующий раз, когда приедете, можете кое-что мне привезти, – говорит соседка. – Что-нибудь вкусненькое без сахара. Если я диабетик, это еще не значит, что я наказана. Посмотрите на меня: я не толстая. Я не переедаю. А вот она мороженое ест.

– Со взбитыми сливками, а не с помадкой, и с вишенкой сверху, – говорит мама и кашляет. – Черенок съела, забыла выплюнуть.

– На здоровье, – говорит соседка. – А я могла черенок вишни завязать языком в узел.

– Теперь уже не можешь, – отвечает мать.

– Еще как могу, – спорит соседка. – Девочка, дай мне его, и я вам всем покажу.

– Дать? – спрашивает меня Эшли.

– Не вижу причин отказывать, – говорю я.

Эшли идет в столовую и возвращается с мараскиновой вишенкой. Отдает ее маминой соседке, и алый сок капает кровью на белое покрывало. Старуха сует вишенку в рот, и видно, как она там ходит по кругу за шевелящимися щеками.

– С протезами труднее, – говорит она, делая секундный перерыв, – но у меня постепенно получается.

И – вуаля! – выплевывает вишенку в ладонь. Черенок завязан в узел.

– Как вы это делаете? – интересуется Эшли.

– Практика, – отвечает старуха.

– Ладно, мам, нам уже пора.

– Вот так сразу, – говорит соседка. – Вы же только пришли.

– Нас машина ждет на улице, долго рассказывать.

– Ну что ж, – говорит она. – В следующий раз и расскажете.

В понедельник рано утром дети уезжают в школу, увозя с собой ленч, который я сделал из оставшихся в холодильнике продуктов.

После их отъезда тиканье кухонных часов становится оглушительно громким.

– Эти часы всегда тут были? – спрашиваю я у Тесси. – И всегда вот так гремели?

Загружаю посуду в посудомойку, наливаю Тесси и кошке свежей воды, болтаюсь по дому и убираю вещи, пока уж совсем не остается никакой работы.

Хожу по дому кругами.