Да будет фикус

Из лавки он вышел с литровой, любезно откупоренной хозяином бутылкой кьянти. Розмари и Равелстон, догадавшись наконец, что он еще до ресторана порядком хватил, следили за ним в большой тревоге. В кафе они все же вошли, но думали только о том, как бы отправить его спать. «Пожалуйста, не позволяйте ему пить», – шептала Розмари; Равелстон уныло кивал. Гордон шествовал впереди, никого не видя, вызывая изумленные взгляды своей нежно прижатой к груди бутылкой. Они сели и заказали кофе, едва уговорив Гордона не брать бренди. Всем троим было не по себе в этом огромном, вызывающе нарядном, душном зале, среди оглушительного шума сотен голосов, стука посуды, ритмичного грохота джаз-оркестра. Всем троим хотелось уйти, все нервничали: Равелстон из-за денег, Розмари из-за пьяного Гордона, Гордон из-за терзавшей жажды. Его пьяной половине тут было скучно, ей хотелось разгуляться, хотелось пива, пива! Вместо этой отвратной духоты и сутолоки виделся пивной бар, запотевшие краны над стойкой, высокие кружки с шапками пены. Гордон кинул взгляд на часы – почти половина одиннадцатого, а даже вестминстерские пабы в одиннадцать закроют. (Кьянти приберегалось на потом. Нельзя упустить пиво!) Сидевшая напротив Розмари болтала с Равелстоном, притворяясь спокойной, что-то там щебеча насчет Шекспира. Шекспир сейчас был Гордону противен, зато Розмари вызвала прилив буквально зверского желания. Локти ее лежали на столе, сама она чуть наклонилась, под платьем четко обрисовались маленькие груди. Вспомнилось, как она лежала голая в лесу, дыхание перехватило, даже хмель на секунду выветрился. Его девушка! Черт, сегодня уж он точно с ней ляжет. Почему нет? Вокруг Шефтсбери-авеню полно гостиниц, где не задают лишних вопросов. И у него еще пять фунтов. Он шаркнул, желая игриво коснуться туфельки, но только отдавил ей ногу. Она спрятала ноги под стул.

– Пошли отсюда! – резко сказал Гордон и сразу встал.

– Да-да, пойдемте, – с облегчением подхватила Розмари.

Снова вышли на Риджент-стрит. Вдали огнями реклам полыхала круглая площадь Пиккадилли. Розмари бросила взгляд на автобусную остановку:

– Мне надо успеть вернуться до одиннадцати.

– Вздор! Мы сейчас поищем приличный паб, успеем пивка глотнуть.

– Никаких пабов! Я не пойду, и тебе, Гордон, довольно.

– Пошли, пошли!

Он обнял ее и повел, держа так крепко, будто опасался ее бегства. О Равелстоне Гордон просто забыл. Тот плелся сзади, колеблясь, то ли оставить их вдвоем, то ли все же присматривать за Гордоном. Розмари попыталась освободиться от железной хватки возлюбленного.

– Куда ты меня тащишь?

– В темный уголок. Хочу тебя поцеловать.

– У меня что-то нет настроения.

– Есть!

– Нет!

– Да!

Она смирилась. Равелстон растерянно остался на углу. Гордон и Розмари свернули, оказавшись на узкой темной улочке. Из ниш подъездов тут и там выглядывали проститутки, лица как черепа, густо обсыпанные розовой пудрой. Розмари сжалась. Гордон удивленно покрутил головой и хмыкнул:

– Девки наверно тебя принимают за свою.

Аккуратно поставив бутылку возле каменного цоколя, он вдруг схватил Розмари и притиснул к стене. Не собираясь тратить время на прелюдии, стал жадно целовать ее, однако поцелуи давались как-то с трудом. Напуганная его бледным, диким лицом, задыхаясь от жуткого перегара, Розмари уворачивалась, отталкивала его руки:

– Гордон, перестань!

– Почему?

– Что ты делаешь?

– А ты думаешь, что?

Навалившись, он пыхтел, неуклюже, но с пьяной настырностью пытаясь расстегнуть ей платье. Это ее окончательно рассердило, она начала яростно вырываться.

– Гордон, сию секунду прекрати!

– Почему?

– Я тебе сейчас по физиономии хлопну.

– Хлопни! Давай, будь со мной скверной девочкой.

– Отстань!

– А как мы с тобой в воскресенье, а? – ухмыльнулся он.

– Гордон, честное слово, дам пощечину.

– Не дашь!

Он грубо запустил руку ей за пазуху. Какая-то незнакомая скотина лапала ее, не Розмари, а просто некое женское тело. Рванувшись, она освободилась, но он снова полез, тут Розмари со всего маха вкатила ему оплеуху и отскочила.

– Ты что? – сказал он, потирая щеку (никакой боли, впрочем, не чувствуя).

– Противно, я ухожу. Завтра все сам поймешь.

– Вздор! Мы сейчас найдем кроватку и займемся любовью.

– До свидания! – на бегу кинула она.

Гордон хотел бежать за ней, но ноги налились свинцом. И вообще, ну ее. Он поплелся обратно, найдя все еще стоящего на углу очень мрачного Равелстона, встревоженного как состоянием Гордона, так и парочкой хищно бродивших рядом потаскушек. «В стельку», вздохнул про себя Равелстон, увидев потное, белое как мел, с одной стороны почему-то (видимо, от алкоголя) воспаленное лицо приятеля.

– Куда вы дели Розмари?

– Ушла, – проговорил Гордон, в качестве объяснения волнообразно махнув рукой.

– Слушайте, Гордон, пора спать.

– Спать, да. Только не в одиночку!