Да будет так!

Я видела, что ему было непросто со мной говорить, ведь он заплатил небольшое состояние, чтобы никогда не знать о моем существовании. Перед моим уходом он сказал мне еще кое-что:

— Я знаю, что после всего, что случилось, это вряд ли возможно, но я хотел бы когда-нибудь узнать тебя получше.

Позднее я была рада, что не сказала ему то, что вертелось у меня на языке: «В жизни есть вещи, которые мы просто не можем знать».

* * *

Многое изменилось после того, как умерла мама. Сначала я все время грустила, но Берни сказала, что я могу предаваться любым чувствам, пока это у меня не пройдет, и, хотя я не оправилась окончательно, через некоторое время мне было уже не так плохо. Я обдумала то, что сказали мне Рой и Руби, и поступила в местную старшую школу, где все знали меня как Хайди Демут. Я, как и прежде, виделась с Зандером, и мы по очереди присматривали за близнецами Чудаковых. Берни перестала пить кофе — после того, как прочитала, что кофеин заставляет нервных людей нервничать еще больше. А еще она решила научиться готовить.

Кроме того, вернувшись из Либерти, я потеряла свой дар везения навсегда — по крайней мере, когда это касалось азартных игр. Бернадетт иногда подбрасывала монетку, чтобы проверить меня, но я угадывала не больше любого человека.

Я еще раз ездила в Либерти, осенью, после того как умерла мама, когда мы ставили на ее могилу надгробный камень из розового мрамора, со списком маминых слов, вырезанным на нем красивыми буквами. Этот список и тот, что был приклеен скотчем с внутренней стороны кухонного шкафчика в квартире в Рино, — единственные оставшиеся у меня с тех времен.

Живот у Руби был большой, как баскетбольный мяч, а несколько месяцев спустя у нее родился малыш — девочка, которую они по моему предложению назвали Авророй.

— Мы уже потеряли всякую надежду создать полноценную семью, — сказал мне Рой, когда позвонил мне из больницы в день рождения дочери. — Руби считает, что ты передала ей свое везение.

Я надеялась, что она права.

В тот раз я не повидалась ни с Эллиотом, ни с моим дедушкой. Рой предложил подвезти меня в Хиллтоп, но я была не готова. Мне было нужно время.

Несколько дней спустя после возвращения домой я стояла в очереди в «Дабл Ди», когда вдруг увидела коробку жевательного мармелада на полке с конфетами и положила ее к остальным покупкам. Дома я отнесла ее к себе в комнату и долго разглядывала знакомую желтую коробку с нарисованными на ней разноцветными конфетами. Я думала о маме, о Берни и о себе… и о том, как мы жили до того, как я уехала в Либерти.

Вдруг я заметила кое-что, на что не обращала внимания раньше. Название компании, делавшей мармелад, — оно было написано сбоку коробки маленькими черными буквами внутри красного ромба. «Хайде». Писалось оно через «е» вместо «и», но тем не менее я была уверена, что произносилось оно очень похоже на «Хайди».

Я спросила себя, не пользовалась ли моя бабушка Диан Демут этими мармеладками, чтобы уговорить маму что-то сделать, так же как это делали мы с Бернадетт. И еще я спросила себя, не увидела ли она это слово на коробке в тот день, когда я родилась, — возможно, тогда она и подумала, что это хорошее имя для маленькой девочки. Я сидела, размышляя над этим, когда услышала голос Бернадетт из кухни:

— Хайди-Хо, не подойдешь на минутку? Я пытаюсь сделать тушеное мясо по рецепту, который прислала Руби, и у меня все идет наперекосяк. Посмотри, пожалуйста, в Л.Д.Ч., что значит «пассеровать».

Я отбросила желтую коробку.

— Иду, Берни! — крикнула я.

И я вышла из комнаты, пройдя мимо всего, чего мне не хватало, и шагнула в коридор, в лучи солнца, сиявшего, как широкая улыбка, тому, что у меня было.