Да будет так!

– Да-да, знаю, сейчас я приду. – Затем он повернулся ко мне, и его голос снова стал жестким. – Я сделал все, что от меня требовалось, – сказал он. – Теперь ваша очередь. Оставьте нас в покое. Ради всего святого, просто оставьте нас в покое.

Трумэн Хилл ушел. Я была совершенно растеряна, пытаясь понять, что он имел в виду, но ничего не понимала. Он думал, что Бернадетт выдавала себя за кого-то другого. Он думал, что я пришла за деньгами. Кем я была, по его мнению? И почему он так рассердился?

Вой становился все громче, теперь к нему прибавился ритмичный стук, словно кто-то изо всех сил колотил чем-то по столу или стене.

– Эллиот! – услышала я крик Трумэна Хилла. – Перестань!

Не знаю, сколько я стояла так, прежде чем Руби вернулась в кабинет. Она ничего не сказала, но, оглянувшись через плечо, вытащила из серого шкафа один из ящиков и быстро просмотрела лежавшие в нем папки. Я затаила дыхание, когда она просмотрела их во второй раз.

– Здесь нет никого по фамилии «Я». Если твоя мама жила здесь тринадцать лет назад, ее папка должна быть здесь – тут все досье за последние пятнадцать лет. Но на «Я» никого нет.

– Вы уверены? – спросила я, подходя к ней.

– Абсолютно. – Она с силой налегла на ящик в безуспешной попытке его закрыть. – Ничего похожего. Я два раза проверила. Прости.

Я видела, что она говорит правду, но не могла поверить, что здесь ничего не было про маму. Это было невозможно. Эллиот знал ее слово. Она была на фотографиях. Она была здесь, я в этом не сомневалась.

– Можно, я сама посмотрю? – спросила я. – Вдруг вы что-то пропустили?

Руби нервно посмотрела в сторону двери.

– Мне кажется, это не лучшая мысль, – замялась она.

– Пожалуйста. – Я шагнула к шкафу.

– Всем добрый вечер, – прогудел глубокий мужской голос из коридора.

Я обернулась и увидела полицейского в серой форме, широкополой шляпе и с золотым полицейским значком на рубашке. На бедре у него висел пистолет в кожаной кобуре.

– Готова? – спросил он.

Похоже, Трумэн Хилл позвонил в полицию и солгал им, что я не та, за кого себя выдаю. Или сказал, что я убежала из дому, чтобы они пришли и забрали меня. Я не знала, могут ли посадить в тюрьму за то, что ты убежал из дому, но не собиралась этого выяснять. Я выскочила из комнаты и со всех ног бросилась к двери.

Глава 16. Горячо

Я была на полпути вниз, с рюкзаком на плече, чемоданом в одной руке и банкой мармелада – в другой, когда шериф Рой Франклин, муж Руби, наконец догнал меня. Он заехал за женой по пути с работы.

– Пожалуйста, не забирайте меня, – умоляла я. Он вел меня назад в Хиллтоп-Хоум, крепко держа за предплечье.

– Да успокойся ты, – сказал он, – никто никого не забирает. Я просто хочу с тобой поговорить.

Руби, выйдя на крыльцо, наблюдала, как мы поднимаемся назад по холму. Рой нес мой чемодан, а я держала в руках банку мармелада. Я не плакала, но с трудом сдерживала слезы.

– Можно мне позвонить Берни? – спросила я.

– А кто такая Берни?

К тому моменту мы добрались до крыльца, где нас ждала Руби, и она начала рассказывать Рою мою историю.

– Берни – ее соседка, – сказала она ему. – В Неваде. Рой, она одна доехала сюда на автобусе.

– Твоя семья знает, где ты? – спросил Рой.

– Да. Но Берни будет волноваться. Я давно должна была ей перезвонить. Пожалуйста, можно я ей позвоню?

– Думаю, так будет лучше всего, – согласился Рой.

Мы вернулись назад в кабинет, чтобы я позвонила Берни. К моему облегчению, Трумэна Хилла нигде не было видно.

– Ох, Хайди, – сказала Берни, как только взяла трубку. – Куда ты пропала, солнышко? У тебя все хорошо? Ты мне так и не перезвонила.

Я не выдержала и расплакалась.

– Я в Хиллтоп-Хоуме, Берни, и рядом со мной шериф. Трумэн Хилл ужасный, он ничего не хочет мне говорить. Он думает, что я кто-то другой. Что я хочу от него денег. А мамы нет в их архиве. Берни, я хочу домой! – всхлипывала я в трубку. – Очень хочу домой.

Руби вытащила из рукава своего свитера бумажную салфетку и протянула мне.

Я высморкалась и попыталась отдышаться.

– Дай-ка я с ней поговорю, – произнес Рой, протягивая руку за телефоном.

Я отдала ему трубку и осталась стоять рядом, шмыгая носом и вытирая глаза, а Руби поминутно протягивала мне новые салфетки. Рой отошел в сторону, потянув за собой телефонный провод. Он говорил так тихо, что я не слышала, что он сказал Бернадетт.

Моя одежда насквозь промокла от дождя, и у меня зуб на зуб не попадал.

Руби ушла и вернулась с кухни с чашкой растворимого какао и своим пальто, которое она набросила мне на плечи. Пальто было мягким и теплым, и от него пахло цветами, как от Джорджии, когда она съела «Фиалочку».

Рой говорил с Бернадетт довольно долго, а я пила какао, пытаясь снова не расплакаться.

Наконец он попрощался с ней и вернул мне трубку.

– Мне кажется, я уже знаю ответ, но скажи, солнышко, что говорят его глаза? – услышала я голос Берни. – Это очень важно.