Да будет воля моя

Я встал с постели, взял синий коврик, который лежал перед кроватью, и отнес его в ванную. Затем завернул в него старого доброго Пита (который стал бледным и синим, как кусок сырого тунца в рисе). Я отволок Пита в комнату Эллен и уложил его рядом с ней.

— Вот видишь, Эллен? Он должен быть в твоей постели. Он, не я. Но к этой мысли ты за это время, наверное, уже и сама пришла.

После этого я очень тщательно вымыл ванную. Ни единая капля крови не должна была отвлекать следователей от нашей милой истории.

Эту историю было легко рассказывать. Эллен уже была мертва как мышь, но это ничего не значит — она получила выстрел в упор прямо в сердце. Для этого потребовалось немного ловкости, потому что оружие должно было, конечно, находиться в руке Питера, а эта рука уже остыла и перестала слушаться.

После этого я щедро расплескал бензин и жидкость для разжигания камина по постели и вокруг постели, а также на ковер. Я, наверное, был ясновидящим — и то, и другое я принес заранее и спрятал в комнате Эллен. Пит получил отдельную большую порцию: никому не нужно будет знать, что бедняга застрелил и поджег свою жену в таком состоянии, когда внутри у него уже не было крови, а горло было перерезано.

После пожара никто не узнает о этих маленьких неточностях.

Я глубоко вздохнул. Сейчас все должно произойти очень быстро. Мне нужно было незаметно исчезнуть и вернуться сюда лишь тогда, когда столб дыма от горящей виллы будет виден даже на самой дальней городской окраине. Перед домом я должен буду с криком потерять сознание, может быть, я даже попытаюсь войти в горящий дом и в панике отбиваться от пожарных, которые будут пытаться не пустить меня туда.

— Эллен! О боже, Эллен! Пустите меня — ведь она там, внутри! Я должен вытащить ее! Эллен!

Лучшей возможности для такой огромной драмы никогда больше не представится, значит, мне нельзя было проявлять ложную скромность.

Моим последним действием в главе «Эллен» было то, что я зажег пару спичек и бросил их на посиневшую пару, как цветы.

Глава 26

Дерия дрожащими руками кладет лист на тумбочку. Она смотрит на него так, словно он может взорваться или внезапно испустить ядовитые газы и убить ее. Теперь она понимает все. Почему она раньше не поняла то, что было настолько хорошо видно? Якоб никогда не утверждал, что этот текст — роман. Он просто положил его перед ней и предоставил ей самой верить в то, во что она всегда хотела верить. Эта мысль бьется в ее голове, заставляет тело дрожать и через несколько мгновений тихо плакать от ужаса.

То, что лежит перед ней, и здесь, и в первой части рукописи, не роман. Это никогда не было романом.

Это — дневник.

Ее кости становятся тяжелыми, словно наполняются свинцом. Ей с трудом удается двигать руками и ногами. Она добирается до письменного стола, включает свой ноутбук и заходит в «Гугл».