Да будет воля Твоя

Джарвис припарковался прямо под ящиком для писем, висевшем на честном слове (за многие годы Ланс не удосужился выкроить даже четверти часа, чтобы прибить ящик; ох, как шерифа это раздражало!), и энергично постучал в дверь. Янис, с рыжими кудрями и в больших очках в черепаховой оправе, открыла дверь. Выглядела она озабоченно.

– Что случилось с Мейпл? – прямо на пороге спросила она.

– Могу я войти?

Янис провела его в гостиную, загроможденную настольными играми и пропахшую псиной, и усадила за стол, накрытый клеенкой, где пылилась разложенная Монополия: с каждой стороны игрового поля аккуратно лежали билетики в ожидании возвращения игроков.

– В котором часу она сегодня вернулась?

– Не знаю, вместе с Дорией и Санди я пришла из магазина примерно в шестнадцать часов, когда Мейпл уже сидела у себя в комнате. Она плакала, шериф, хотя и сказала мне, что нет, но я знаю свою дочь, у нее красные глаза и горят щеки. Что случилось?

– Йон Петерсен умер.

– Этот псих с холма?

– И у меня есть все основания полагать, что когда все произошло, Мейпл находилась там на ферме, или по крайней мере неподалеку.

– Моя дочь у Петерсенов? А что она там делала?.. Погодите, – насторожилась мать семейства, наконец, уяснив, о чем только что сообщил ей Джарвис, – вы хотите сказать, что она…

– Я этого не знаю, Янис. Мне надо поговорить с ней, – ответил Джарвис, вставая.

– Но…

– Лучше, если я поговорю с ней наедине.

– Нет, она несовершеннолетняя, я хочу…

– Янис, здесь не Вичита, я делаю так, как считаю нужным, а она вряд ли расскажет больше, если в комнате будет присутствовать мать. Можешь слушать за дверью, только чтобы я тебя не слышал. Ее комната на втором этаже?

Все еще в состоянии шока, Янис кивнула, и Джарвис, держась за перила, стал подниматься по лестнице.

Он нашел Мейпл на кровати: она сидела, прижав колени к подбородку и обхватив их руками. Казалось, приход шерифа ее совершенно не удивил.

– Надо сказать, тяжелый выдался денек, – произнес Джарвис, аккуратно присаживаясь на другом конце кровати.

Он пристроил свою шляпу на угол спинки стоявшего рядом кресла и, скрестив руки, подался немного вперед.

– Как тебе лучше: самой мне все рассказать или я буду задавать тебе вопросы? – спросил он тоном, которому хотел придать и твердость и мягкость одновременно.

Взгляд девочки устремился на простыни, ее грудь вздымалась от продолжительных рыданий.

– Почему сегодня после полудня ты оказалась в доме Петерсенов?

Она поджала губы, и на ее подбородке образовалась складка, напоминавшая приподнятую двумя пальцами пенку с горячего молока.

– Это Йон за тобой приехал?

Мейпл медленно кивнула.

– Что он тебе такое сказал, что ты согласилась поехать с ним? Он тебе что-то обещал?

– Он просил помочь найти собаку, – очень тихо произнесла она. – Он сказал, что его щенок потерялся в поле.

– И ты поехала вместе с ним?

– Да. Я его побаивалась, не знала, что сказать… но в то же время я очень хотела увидеть щенка и помочь мистеру Петерсену. У моей сестры есть один, ну, то есть собака. Лабрадор, и когда он был щеночком, он был очень миленький.

– Йон сделал тебе больно?

Поколебавшись, Мейпл промолвила, что нет.

– Ты же знаешь, ты можешь сказать мне все. Чего бы он тебе ни наговорил, он тебя обманул, он не имел никакого права что-либо тебе делать, понимаешь? Приставать к девочкам твоего возраста запрещено, особенно таким старикам, как Йон Петерсен. Тебя защищает закон, а в Карсон Миллсе закон – это я.

Она снова покачала головой.

– Он до меня не дотронулся, – утвердительно произнесла Мейпл, – но я уверена, он намеревался причинить мне зло.

Она, видимо, вновь переживала ту сцену, так как лицо ее помрачнело.

– Что произошло? Ты защищалась? Ты испугалась и оттолкнула его?

– Не совсем. Он приблизился, но в последний момент остановился передо мной, и у него был такой вид, словно он узнал еще что-то сверх того, чего хотел, и не понял этого. Тогда я бросилась к задней двери и убежала, помчалась через поле, чтобы он не догнал меня на своем автомобиле. И вернулась домой.

– Ты даже не оттолкнула его? И ничего не схватила для защиты?

– Нет.

– Совсем ничего?

– Нет.

Джарвис посмотрел на ее руки. Ее ногти, довольно длинные, выглядели неухоженными, одни обломаны, другие треснули, но это старые повреждения, а на коже у нее ни единой царапины, ни единого признака сопротивления.

– Ты видела еще кого-нибудь на ферме?

– Нет, иначе я бы стала кричать. На самом деле… может, я и впрямь кричала, но я не уверена. Я очень испугалась, а потому точно не помню.

– А когда ты бежала, ты никого не заметила? Ни одной машины на дороге позади?

– Я не оборачивалась, пока не добежала до старого крытого моста, но и тогда не видела никого.

– А когда ты выбежала из фермы Петерсенов, в каком состоянии оставался Йон?

– Толком не знаю. Мне кажется, когда я выбегала, он попытался меня схватить, я слышала, как его тяжелые башмаки топали по паркету, но пока он добрался до двери, я уже успела убежать в поле. Вы же знаете, я бегаю быстро. Иначе нельзя, когда у тебя две сестры.