Да, были люди в иное время!

– Повезло вам, ваше благородие, – ворчливо заметил Архипыч, – штык скользнул по ребру, но глубоко кожу вам попортил. – Неужто нельзя было уйти с полубатареи?

– Уйти и бросить своих солдат? Вы, Архипыч, бросили бы?

– Так то же наше дело солдатское биться с врагом и погибать, если доведется. А вам, офицерам, надо нами командовать.

– Уходить и уводить батарейцев было нельзя. Японцы бы взорвали все наши орудия и снаряды. Глядишь и к лазарету бы добрались, могли погибнуть все раненные. Вы лучше скажите мне, мы успешно отбились?

– Побили нас сильно, я имею в виду пехоту. У меня только двое раненых, у прапорщика Митрохина один канонир-подносчик убит. А вот в первой полубатарее всего десятка полтора живых наберется, остальные убиты и ранены Вот и вы, ваше благородие, японцем отмечены. Как теперича воевать будем?

– Посмотрим, кто уцелел, хорошо бы командиры орудий не пострадали, а остальных наберем из других полубатарей, придется воевать неполным составом.

– Можно из обозников кого-то забрать, тех, у кого что-то в голове есть, окромя овса и сена. А еще лучше у командира дивизиона людей выпросить.

– Последний раз подполковник Григорович говорил, что резервов у него пока нет.

– А вы направьте ему рапорт после сегодняшнего боя, может, найдет кого-нибудь. Я перевязку вам закончил. Хорошо бы, ваше благородие, вам полежать, отдохнуть. Но вы не согласитесь. Я сейчас сбегаю к вам в палатку, принесу вам другой мундир, а то в этом тряпье вы страшно выглядите.

Унтер-офицер ушел, а я стал себя рассматривать. Шаровары целые, сапоги на месте, а всего остального нет, валяются какие-то окровавленные тряпки. Перевязку мне Архипыч сделал хорошо, не мешала движению. Только сейчас я начал ощущать рану, она отзывалась тупой и ноющей болью. В бою, я на нее не обращал внимания, потому-что сконцентрировал все свое внимание на желании выжить. На сей раз мне удалось, а дальше видно будет.

Переодевшись, начал заниматься комплектованием первой полубатареи, ведь уцелел только один унтер-офицер и три наводчика, остальные – подносчики, всего двенадцать человек. Один командир орудия убит, а двое ранены, правда, я питаю надежду, что через пару дней они смогут командовать. Еще семь человек раненых в лазарете, остальные погибли, их в строй не вернешь.

Полностью закончить перестановку в батарее мне помешали японцы, вновь пойдя в атаку. Вот неугомонные создания, вновь нацелились на прежнее место прорыва. Не угадали, теперь я прикрою это место всеми орудиями полубатареи. Конечно, точность огня в первой полубатарее пострадала, ну, нельзя требовать прицельной стрельбы от не притертого друг к другу расчета, к тому же неполного. С горем пополам, мы смогли достичь неплохого темпа стрельбы. Я лично вносил коррективы в наводку орудий, если наводчики не успевали. До роты пехоты мы успели выкосить, прежде чем японцы опомнились и начали отступление.

Нелегко далась мне эта атака врага, дурно стало в самом конце, все вокруг зашаталось почему-то. Все оказалось просто. Рана открылась, пропитав мой мундир насквозь кровью, вот и сейчас она маленькими каплями скатывалась на шаровары. Отдал команду прапорщику Митрохину заменить меня, пока буду ходить в лазарет.

Санитары помогли мне снять мундир, а врач быстрыми движениями ножниц разрезал бинты. Затем, обработав рану какой-то жидкостью, вызвавшей жжение, начал ее зашивать. За короткое время я узнал, что врач обучался своему лекарскому мастерству в Германии. Они практиковались в наложении швов на раны, используя для этого спелые помидоры. Наставники требовали, чтобы шов был ровным, надежным и в тоже время не разрывал тело овоща, не давая соку вытекать. По словам врача, моя рана, несмотря на страшный вид, не опасна для жизни, но на перевязки и обработку надо приходить ежедневно. Вколов мне шприцем лекарство и насыпав в ладонь горсть таблеток, врач закончил возиться со мной. Затем он переключился на нового раненого, уложенного на операционный стол. Запив водой таблетки, направился к выходу.

– Подпоручик, – услышал я голос штабс-капитана Корде, – обождите меня, пожалуйста. – Эскулапы закончат бинтовать мне руку, вернемся на позиции вместе.

– Хорошо, я постою на свежем воздухе.

Свежим воздух можно назвать относительно. Стояла жара, солнце палило нещадно. Но оставаться в палатке лазарета было выше моих сил. Со всех сторон доносились стоны и крики раненых. Кто-то молился, а кто-то выл на одной ноте, а кто-то матерился на все лады. Наших врачей нужно награждать регулярно, они сколько мук и страданий через себя пропускают.

– Вы к себе на батарею? – осведомился Корде.

– Да.

– Зацепило сильно?

– Рана глубокая и длинная. Японец штыком достал.

– На батарее рукопашная схватка была или в атаку ходили?

– Японцы прорвались на первую полубатарею, пришлось отбиваться. Пехотинцы помогли, а так не знаю, удалось бы отбиться. А вы, похоже, пулю поймали?