орехи кешью с того момента, как мог брать вещи своими руками. Я ел противные
вишневые конфеты с ликером с того момента, как начал есть самостоятельно. Поэтому
мои вкусовые рецепторы никуда не годны. Я пробую ванильный крем. Нормально.
Пробую шоколад с карамелью внутри. Тоже нормально. Темный шоколад. И опять
нормально. Это не имеет никого гребаного смыла. Все, что я не попробую, кажется мне
4
вполне нормальным. Но я-то знаю, что для остального мира, шоколад подобен сексу. Весь
шоколад вкусный, но иногда особенные сорта шоколада могут вознеси вас на новые
высоты. Именно потому я и привлек ее. Новый человек. Тот, кто знает свое дело. Рот,
который стоит десять миллионов.
И все люди прислушиваются к ней. У нее есть блог, который посещают практически
сто тысяч человек в месяц. Он называется «Звездный шоколад». Ну, естественно, а как
еще ему называться? Ходят слухи, что когда она выкладывает запись в блог, то лучше бы
вам иметь под рукой знакомого программиста, потому что всего одно ее слово может
взорвать интернет. Когда ей нравятся кексы, или шоколад, или какое-то мороженное, это
напоминает божественный порошок какао, который словно опускается на ее слова, тем
самым давая ей благословение и удачу.
Пока я размышлял, она все еще продолжает пробовать трюфель номер три. Обычно
Лаура никогда так долго не пробует, если конечно не собирается сказать что-то приятное.
Мы потратили так много времени и усилий на этот трюфель, который она держит,
поэтому можно без преувеличения сказать, что он практически посыпан золотой пылью.
Это тот вид шоколада, который мог бы принести нам статус суперзвезд в шоколаде. Такой
вид шоколада, ради которого люди выстраивались бы в очереди, готовые ожидать, делать
заказы заранее и писать о нем в своих хэштэгах. Это отличная идея. Пока-пока, нижняя
полка в аптеке. И привет, специализированный магазин на Пятой Авеню.
Возможно.
Я могу наблюдать за движением языка в ее рту, похожее на то, как делают люди,
когда пытаются ощутить вкус вина. Наконец-то она проглатывает, и ее глаза
распахиваются. И в это самое мгновение раздается раскат грома. Ее глаза расширяются, а
на губах растягивается улыбка.
На мгновение освещение становится ярче, и раздается громкое гудение.
И затем все погружается во тьму.
— Томас? — произносит Лаура напряженно.
Впервые она назвала меня так. Всегда, всегда, всегда она называла меня только
«мистер Раскин», не смотря на то, сколько бы раз я не говорил, чтобы она называла меня
по имени — Томасом, просто Томасом. За исключением того, что происходит прямо
сейчас, когда отключили свет, и все ощущается так, словно вся ситуация переменилась.
Она стоит в непосредственной близости от меня, так близко, что я могу чувствовать жар,
что исходит от ее тела.
— Лаура.
— Мы что тут застряли, да?
Это чертовски хороший вопрос. Нам каким-то образом удалось пробраться к двери,
выставляя руки вперед, чтобы избежать вероятности наткнуться на что-то в кромешной
5
темноте. Ее рукав задевает мой, когда я поднимаю руку, чтобы провести пластиковой
картой-ключом по электронному замку.
Никакой реакции.
— Думаю, что так и есть.
Лаура издает крошечный звук, словно ей некомфортно, или она крайне взволнована.
— Не волнуйся, уверен, что нас вытащат отсюда в мгновение ока, — я кручу ручку
из стороны в сторону, металлический язычок ручки издает щелкающие звуки у
неактивного замка.
Но затем слышен ее вздох, и она озадаченно произносит:
— Нет, нет, просто ты... ты всегда пользуешься этим парфюмом?
Я прекращаю поворачивать ручку и разворачиваюсь к темному пространству, где я
знаю, она находится. Я надеюсь, даже почти уверен, что в этот момент Лаура терзает свою
губу. Я так отчаянно хочу, чтобы она сделала это ради меня, так, черт побери, отчаянно
желаю этого.
— Да.
Она делает глубокий вдох через нос.
— Я не обращала на него внимания раньше. Я всегда так сильно сосредоточена на
шоколаде.
Внезапно я четко улавливаю довольно-таки сильный аромат Armani, что исходит от
меня, чего еще никогда в жизни не происходило. Он слишком резкий для нее? Я что,
пахну как жигало? Так, словно я наткнулся на отдел мужского парфюма в торговом
центре? Господи Иисусе. Что, если мое обоняние тоже не к черту? Наверное, так и есть.
Если я не в состоянии ощущать вкусы, то, скорее всего, не могу чувствовать и запахи. Я
начинаю отступать назад, но как в раз в этот момент она прикасается к моему
предплечью. Я замираю. Ее прохладные пальцы сжимают сильнее.
— Он пахнет довольно приятно на тебе, — я могу чувствовать улыбку в ее голосе.
— На самом деле хорошо.
Черт меня побери.
Но когда этот сексуальный момент между нами может на самом деле превратиться
во что-то большее, во что-то невероятное, нас внезапно прерывает голос Сэнди, моей
секретарши, с другой стороны двери, которая говорит:
— Мистер Раскин! Плохие новости! — она всегда говорит так, словно пальцами