Да, это было...

Проектный отдел комбината, узнав о моей судьбе, добился разрешения начальника комбината о моем возвращении в Норильск. Жена взяла отпуск и приехала с сыном в Енисейск, затем съездила в Красноярск, чтобы ускорить решение моего перевода в органах госбезопасности. Когда в сентябре 1951 года я наконец получил возможность выехать в Норильск, то до Дудинки шли уже последние пароходы. Мы с трудом сели на один из них, без места, спали на полу палубы. От Дудинки до Норильска ехали на открытой платформе узкоколейки. Дождь. Снег. Ветер. Холод. Жена в результате заболела эксудативным плевритом. Врач-рентгенолог Елена Васильевна Зееман спасла ее от рокового конца.

1951–1953 годы я работал в проектной конторе комбината. Отношение к ссыльным ухудшалось. Ходили слухи, что они будут переведены на лагерное положение, а семьи выселят. Шла ставка на уничтожение остатков репрессированных в 1937–1938 годах. А необоснованные репрессии продолжались: «ленинградское дело», «дело врачей».

Март 1953 года. Из выступлений Молотова, Маленкова и Берии над гробом Сталина явствовало: надеяться на изменение политики необоснованных репрессий оснований нет. Амнистия 1953 года, выработанная Берией для уголовного элемента, не относилась к осужденным по 58-й статье. По стране прошла волна убийств, ограблений и прочих преступлений. Продолжалось это до тех пор, пока облагодетельствованные амнистией преступники вновь не были осуждены.

За 15 лет после приговора Военной Коллегии десятки раз я обращался в Центральную военную прокуратуру, Военную Коллегию Верховного Суда СССР, к Генеральному прокурору СССР, в центральные партийные и советские органы с заявлением об отмене неправосудного приговора. Каждый раз получал стандартный ответ: «Оснований для пересмотра нет». Снова и снова я писал, приводя доводы, которые мне казались убедительными, но ответы не менялись. Во второй половине 1953 года написал длиннейшую обоснованную жалобу, с указанием фактов, которые, должны выяснить органы суда и следствия, чтобы установить мою невиновность. И вот косвенным образом я узнаю, что по моей последней жалобе производится расследование. Допрашиваются те, на которых я ссылался. В 1954 году жена была в Москве, в Центральной военной прокуратуре, и там ей сказали, что по делу ведется расследование и можно надеяться на положительное решение. Военная прокуратура и тут оказалась неискренней: когда давали жене эту неопределенную справку, Военная Коллегия Верховного Суда СССР уже отменила приговор. Вот текст этого долгожданного акта: «Дело по обвинению Афанасьева Петра Михайловича пересмотрено Военной Коллегией Верховного Суда СССР 25 августа 1954 года. Приговор Военной Коллегии от 9 августа 1938 года и Постановление Особого Совещания при МГБ СССР от 13 января 1951 года в отношении Афанасьева П. М. по вновь открывшимся обстоятельствам отменены и дело за отсутствием состава преступления прекращено».

Потребовалось 17 лет, чтобы сказать, что в моих действиях не было состава преступления! Но и то — лучше поздно, чем никогда.

Послал заявление в ЦК КПСС о моем восстановлении в партии. Получил письмо с просьбой прибыть в Свердловский обком партии. Руководство комбината при содействии начальника главка А. А. Миронова оформило командировку для поездки на Урал.

Работник обкома рассказал, что он еле нашел материал о моем исключении из партии в Ленинском райкоме. Постановление датировано ноябрем 1937 года. Целых три месяца я сидел в тюрьме и числился членом партии. В декабре 1954 года я присутствовал на заседании бюро Свердловского обкома КПСС, решением которого восстановлен в рядах партии с прежним стажем.

Съездил на Дегтярку, в Левиху и на родину в Таватуй. Знакомые встречали, как выходца с того света. Бедная мама не дождалась моего возвращения.

Новый, 1955 год встречал в Норильске с женой. Ира училась в Ленинградском университете, Боря — в Ленинградском политехническом институте.

Изъятые при аресте в 1937 году партийные и советские документы и реликвии получить не удалось. Их уничтожили.

Май 1971 года.

После всех злоключений мы с женою уже более 15 лет живем в Свердловске. Стареем. Радуемся жизни детей.

10 октября 1971 года стукнет 75 лет. К закату жизни годы мчатся с космической скоростью. Теперь дети, и Боря и Ира, оба кандидаты наук. Боре можно собирать материал для докторской диссертации. Что он, кажется, и делает.