Да, господин министр

Обозреватель: Как известно, в пропаноле содержится метадиоксин, компонент диоксина – вещества, попавшего в атмосферу после взрыва в Севезо (Италия) в 1976 году. Но метадиоксин является инертным соединением и, как показывает химический анализ, абсолютно безвреден.

НА ЭКРАНЕ ТЕРРИТОРИЯ КОМБИНАТА И ЕГО КОРПУСОВ

Репортер: Жители Мерсисайда с энтузиазмом восприняли известие о предполагаемом расширении комбината. В конце года комбинат планировали закрыть, но теперь ему потребуются дополнительные рабочие руки. Как минимум еще на пять лет.

НА ЭКРАНЕ РАБОЧИЙ КОМБИНАТА

Рабочий: Новость что надо! Наконец-то нам будет чем заняться. Мы все воспрянули духом!

НА ЭКРАНЕ СЭР УОЛЛИ

Сэр Уолли: Мы дрались за этот контракт, не жалея сил. Ведь он означает существенный рост экспорта и много новых рабочих мест. Нам пришлось выдержать мощную конкуренцию немцев и американцев, так что этот контракт мы воспринимаем и как безусловный вотум доверия британской химической промышленности!

Репортер: Можно ли считать метадиоксин потенциально опасным веществом?

Сэр Уолли: Никоим образом! Это диоксин опасен. А метадиоксин так же вреден, как… э-э… блинная мука.

КОНЕЦ ФРАГМЕНТА

Обозреватель: В ближайшее время ожидается публикация отчета правительственной комиссии, который, по мнению специалистов, подтвердит данные аналогичного американского исследования об абсолютной безопасности метадиоксина.

10 июня

Сегодня утром первым делом вызвал Хамфри и заявил ему, что метадиоксин – это динамит.

– Вы ошибаетесь, господин министр, метадиоксин совершенно безвреден.

– Возможно, в химическом смысле, – возразил я, – но в политическом он просто смертелен.

– Он абсолютно безвреден, – упрямо твердил мой постоянный заместитель.

– Меня, во всяком случае, он прикончит в два счета, – не уступал я.

В это время зазвонил телефон. Политический отдел канцелярии премьер-министра. Джоан Литлер, конечно же, позаботилась, чтобы Номер Десять не пропустил вчерашнего выпуска теленовостей.

Я, как мог, объяснил: речь идет о проблеме местного значения, и пропаноловый проект сулит экспортные заказы и рабочие места. Сколько новых рабочих мест? Всего лишь девяносто, был вынужден признать я, но… хорошо оплачиваемых и к тому же в районе с высоким уровнем безработицы.

Мои аргументы не произвели большого впечатления. Со мной говорил главный политический советник, но звонил он, безусловно, по прямому указанию свыше. Понимая, что вступать в конфликт с ПМ из-за такой ерунды было бы по меньшей мере неразумно, я поспешно пробормотал в трубку (хотя наш разговор слушал сэр Хамфри и, наверное, по своему телефону – Бернард) о своем согласии с их точкой зрения, то есть с тем, что не стоит рисковать тремя или даже четырьмя неустойчивыми округами.

Я положил трубку. Хамфри не сводил с меня возмущенного взора.

– Хамфри, – как можно мягче произнес я, – меня вдруг осенило…

– Я так и понял, – сухо заметил он.

Я пропустил его завуалированный упрек мимо ушей и привел веские доводы против авантюры с пропанолом. Например, потеря общественного доверия…

– Вы хотите сказать «голосов», – уточнил он. Я с возмущением отверг это предположение.

– Сами по себе голоса не являются решающим аргументом. Но не считаться с волей народа? Мы живем в демократической стране. А народ высказался против проекта.

– Народ несведущ, его легко сбить с толку, – презрительно отмахнулся сэр Хамфри.

– Ну, это уж слишком! Не забывайте: народ избрал меня!

Последовало красноречивое молчание. Затем сэр Хамфри примирительно сказал:

– Господин министр, через неделю эта буря в стакане воды утихнет, зато через год современный пропаноловый комбинат в Мерсисайде начнет приносить людям реальную пользу.