Далее он пустился в пространные объяснения по поводу греческой приставки. В данном случае она якобы может означать «из диоксина», или «с диоксином», или «вместо диоксина» – в зависимости от того, значение какого падежа выполняет приставка «мета» – родительного или винительного, который в греческом иногда используется в качестве латинского творительного.
– Как вы, конечно, помните, господин министр, в греческом творительного нет, – заметил – впервые за все время – Бернард.
Я сказал, что не помню, и он пообещал к концу дня подготовить мне справку по греческой и латинской грамматике.
Честно говоря, я надеялся, что объяснения сэра Хамфри удовлетворят Джоан Литлер и она, подобно мне, не захочет показать собственное невежество. Увы, мне не повезло.
– Я ровным счетом ничего не поняла, – обезоружила она всех своей откровенностью.
Сэр Хамфри попробовал нейтрализовать ее высокомерным обращением.
– Ох! – вздохнул он. – Ведь это так просто! Лучше бы он этого не говорил. Ее глаза зло блеснули.
– И все же будьте любезны объяснить конкретное отличие диоксина от метадиоксина.
Ничего себе вопросик! Я растерялся. Хорошо, что Хамфри опять пришел мне на помощь.
– Конкретное отличие? – переспросил он. – Элементарно – метадиоксин является инертным соединением диоксина.
«Может, хоть этого будет достаточно», – с надеждой подумал я. Так нет.
Она вопросительно посмотрела на меня, я – на Хамфри.
– Э-э… Хамфри, – сказал я, краснея, – лично мне ваше объяснение кажется исчерпывающим, однако… э-э… не могли бы вы для мисс Литлер сделать его… э-э… несколько популярнее?
Он обдал меня ледяным взглядом.
– То есть, господин министр? Неужели снова искать правильный вопрос? Вот мучение! Но Джоан Литлер опередила меня.
– Что значит «инертный»? – спросила она.
Сэр Хамфри удивленно поднял брови. И в этот критический момент я вдруг отчетливо понял: ведь он тоже не имеет ни малейшего понятия о предмете нашего разговора.
– Инертный? – переспросил он. – Э-э… это значит «безобидный»…
Все в недоумении затихли.
– И мухи не обидит, – пробормотал Бернард.
Сделав вид, что не расслышал, я попросил его повторить, а поскольку он упорно молчал, я понял, что не ошибся.
– А что все это означает на практике? – после небольшой передышки снова ринулась в атаку Джоан Литлер.
– Вы имеете в виду прикладную химию? – спросил я. (У меня степень по экономике.)
– Вот именно, прикладную.
Я повернулся к своему постоянному заместителю. Происходящее меня начинало даже занимать.
– Что это означает в смысле прикладной химии, Хамфри? Он, как профессиональный игрок в покер, даже глазом не повел и покровительственно заметил, что объяснить это на дилетанском уровне попросту невозможно. Решив подыграть ему, я спросил:
– Вы сами-то разбираетесь в химии, Хамфри?
– Естественно, нет, господин министр. Я кончил стипендиальный класс! – гордо ответил он.
– Кстати, не могли бы вы заодно объяснить мне, что такое «соединение»? – игнорируя слова сэра Хамфри, продолжала Джоан.
– Вы что, тоже химию не изучали?
– Нет, а вы?
Совершенно неожиданно ситуация из драматической превратилась в комическую. Выходило, что ни один из нас ничего не смыслит в предмете, который мы так горячо обсуждали. Смех, да и только. Джоан, Хамфри, Бернард и я пытались решить проблему государственного значения, хотя более не сведущих в данном вопросе людей, пожалуй, не сыскать во всей Великобритании!