Да, господин министр

– Раз вы так упорно настаиваете на моем участии в обсуждении моральных проблем, позвольте мне прежде всего отметить, что любое дело либо праведно, либо неправедно. Оно не может быть столь неправедным.

Я попросил его не жонглировать словами.

– Господин министр, правительство не обязано заниматься проблемами морали, – заявил он, не обращая внимания на мою просьбу.

– Да? А чем оно обязано заниматься?

– Стабильностью. Обеспечением нормального течения жизни. Предотвращением анархии. Защитой общества…

– Но для чего и во имя чего? – перебил я.

Хамфри непонимающе уставился на меня. Пришлось разъяснить свой вопрос.

– Разве не главная, конечная цель правительства – творить добро?

Для моего постоянного заместителя это понятие было слишком расплывчатым.

– Правительство не оперирует понятиями добра и зла, его категории – порядок и хаос.

Мне понятна логика Хамфри. Я знаю: всем нам, политикам, время от времени приходится делать то, во что мы не верим, голосовать за то, что считаем негодным. Я – реалист, а не романтик-бойскаут. Иначе мне бы никогда не достигнуть уровня члена кабинета Ее Величества. Я не наивен и прекрасно понимаю, что каждое правительство действует исключительно в собственных интересах. Но… всему же есть предел! Допустимо ли, чтобы итальянские террористы получали британские детонаторы, да еще с компьютерным устройством?

По-моему, абсолютно недопустимо. Но еще больше меня расстраивает полнейшее равнодушие сэра Хамфри. Я прямо сказал ему об этом.

Его ответ был на удивление прям и прост:

– Эмоции – не мое дело, господин министр. Для этого существуют политики. Мое дело – претворять в жизнь политику правительства.

– Даже если вы убеждены в том, что она неверна?

– Неверна практически любая политика правительства, господин министр, – доброжелательным тоном заметил он, – но кто-то же должен претворять ее в жизнь.

Мне всегда претила манера камуфлировать мысль красивыми словами. Я почувствовал непреодолимое желание докопаться до сути важнейшей моральной проблемы. Логика типа «мы только выполняем приказы» приводит к концентрационным лагерям. С этим надо разобраться… раз и навсегда.

– Хамфри, вы можете привести хоть один пример, когда бы государственный служащий подал в отставку по принципиальным соображениям?

Теперь он был шокирован.

– Немыслимо! Что за предположение!

Как интересно: это был единственный эпизод нашей беседы, не оставивший равнодушным моего постоянного заместителя. Я в задумчивости откинулся на спинку стула. Он тоже молчал, скорее всего, ожидал очередных идиотских, с его точки зрения, вопросов.

– Мне впервые пришло в голову, Хамфри, – медленно протянул я, – что вас совершенно не интересует цель… только средства.

– Что касается меня и моих коллег, господин министр, мы никогда не разграничиваем цель и средства.

– С такими убеждениями все вы попадете в ад.

Наступило долгое молчание. Вначале мне казалось, он размышляет о характере зла, служению которому он вольно или невольно себя посвятил. Отнюдь. Через некоторое время, поняв, что я жду от него ответа, он с легким удивлением сказал:

– Господин министр, я прежде не замечал за вами склонности к теологии.

Мой благородный порыв, мои возвышенные аргументы не произвели на него никакого впечатления.

– Вы – моральный вакуум, Хамфри, – сообщил я ему.

Он вежливо улыбнулся и слегка наклонил голову, как бы благодаря за учтивый комплимент.

– Если вы так считаете, господин министр…

Все это время Бернард находился в кабинете и – я обратил внимание – практически не делал заметок. Но что еще более необычно для него – не произнес ни слова. Поэтому я чуть не вздрогнул от неожиданности, услышав его голос:

– Господин министр, вам пора на встречу.

Я повернулся к нему.

– Вы держитесь в тени, Бернард. А как бы вы себя повели в этом деле?

– Я бы держался в тени, господин министр.

Разговор снова зашел в тупик. На этот раз окончательно. Я бросил Хамфри в лицо все оскорбления, на которые только был способен, а он воспринял их как комплимент. Создается впечатление, что он начисто лишен морали. Нет, не аморален – просто у него отсутствуют моральные соображения. Он вежливо прервал мои печальные раздумья:

– Господин министр, полагаю, на вопросе о продаже оружия мы теперь можем поставить точку?

– Нет, не можем! – отрезал я и добавил, что намерен продолжить этот разговор с премьер-министром, поскольку его такие вопросы наверняка интересуют. Кого, как не его?! Затем я попросил Бернарда договориться об аудиенции у ПМ.

Сэр Хамфри со мной не согласился.

– Ошибаетесь, господин министр, именно о такого рода делах ПМ предпочел бы никогда не знать, уверяю вас.

– Посмотрим, – сказал я и отправился на встречу.

Вспоминает сэр Бернард Вули:

«Я хорошо помню свое крайне угнетенное состояние после того знаменательного разговора – из головы не выходила тревожная мысль: а вдруг министр прав? Настолько тревожная, что я даже поделился своими опасениями со стариной Хамфри. «В высшей степени мало вероятно, – ответил он. – А вы о чем, собственно?»