– Министры – наши хозяева и господа, господин министр.
Предельно точный ответ. То, что мне надо. Джайлс Фримен, парламентский заместитель министра окружающей среды, – мой старинный приятель. Я решил объяснить ему ситуацию и попросить вмешаться. Он мог бы, например, настоять, чтобы нам дали инспектора, которого не интересует повышение, скажем, ему скоро на пенсию. Возможно даже, в своей работе такой человек будет исходить из интересов общества.
– Соедините меня с Джайлсом Фрименом, – попросил я Бернарда.
На что он, к моему глубочайшему изумлению, ответил:
– Его личный секретарь сказал, что господин Джайлс готов встретиться с вами после вечернего голосования в палате.
Должен заметить, это произвело на меня большое впечатление.
Я даже спросил Бернарда, не думал ли он когда-нибудь заняться политикой. Он отрицательно помотал головой.
– Почему?
– Понимаете, господин министр, я как-то наткнулся на определение политики в «Тезаурусе»…
– Ну и что там сказано?
– «Махинации, интриги, закулисные сделки, обман, демагогия, взяточничество…» Боюсь, я не обладаю для этого нужными качествами.
– Никогда не следует недооценивать себя, Бернард, – посоветовал я ему.
Дорогой Хамфри!
Плохие новости. Похоже, ваш министр нашел общий язык с нашим парламентским заместителем министра Джайлсом Фрименом, этим чудовищем в человеческом обличье. Он настоял на замене моего инспектора человеком, который почти наверняка будет действовать в интересах Хэкера.
Мягко говоря, я весьма обеспокоен. Возникла реальная угроза самостоятельных действий нового инспектора.
Кроме того, не исключено, что проект Хэкера встретит массовую поддержку в его избирательном округе.
Какие будут соображения?
Йен.
«Сегодня во время обеда с Арнольдом и Йеном я совершил великий переворот.
Йен хотел срочно переговорить со мной о предстоящей проверке законности продажи здания хлебной биржи. Я счел необходимым пригласить Арнольда, прекрасно понимая, что в конечном итоге ключ к решению проблемы находится именно у него.
Изложив вкратце суть вопроса, я перевел разговор на тему о ведомственной реорганизации, которая ожидалась на следующей неделе, и предложил Арнольду расширить компетенцию Хэкера на сферу искусств.
«Хэкер – полнейший профан в искусстве», – возразил Арнольд. Такая реакция меня, признаться, удивила. Он явно не понял главного. Ни для кого не секрет, что наш министр промышленности не способен отличить трактор от экскаватора, министр образования совершенно безграмотен, а министр занятости являет собой идеал безработного, поскольку вообще ничего не умеет делать.
Став ответственным за дела искусств, Хэкер вряд ли начнет свою деятельность в новом качестве с закрытия картинной галереи. Вот – суть моей мудрой идеи.
Йен вначале тоже был против. По его мнению, не следует превращать реорганизацию в перестановки. Пришлось разъяснить, что речь идет не о перестановках, а всего лишь о функциональных передвижках: искусства и телевидение «передвигались» в компетенцию МАДа.
Правда, в моем плане есть маленький изъян, так сказать, определенная непоследовательность, а именно сведение вместе искусств и телевидения. У них нет ничего общего… Более того, они – полные противоположности.
Впрочем, Арнольда, как и Йена, больше волновало усиление моей власти и влияния. Он признался, что не хотел бы порождать очередного административного спрута, и напомнил, что мы и так уже подмяли под себя органы местного самоуправления.
На мой взгляд, искусство и местное самоуправление прекрасно сочетаются. И то и другое сродни плутовству. Они улыбнулись моей шутке. И поскольку ни у того, ни у другого не было готовых контрпредложений, как призвать Хэкера к порядку, им пришлось согласиться с моим планом.