Да, господин министр

А что ей оставалось? Не имея никаких доказательств, она была вынуждена поверить мне на слово. По-моему, ни один нормальный журналист не рискнет прогневать министра Ее Величества необоснованными предположениями и обвинениями.

(Подобно многим политикам, Хэкер, судя по всему, обладал завидной способностью верить в то, что черное – это белое, если он так говорит. – Ред.)

Развивая свой успех, я с пафосом заявил, что рассматриваю эти бездоказательные предположения, как симптомы тяжело больного общества, причем немалая доля вины, несомненно, лежит на средствах массовой информации.

– Почему, например, вы хотите поставить под удар тысячи новых рабочих мест в Британии? – тоном обвинителя спросил я.

Она промолчала. (Естественно, ей не хотелось ставить под удар тысячи новых рабочих мест в Британии. – Ред.)

В заключение я выразил намерение обратиться в Совет по печати[86] с требованием принять меры к газете, допустившей чудовищное нарушение профессиональной этики.

– Совет и тем более палата общин не останутся равнодушными, узнав о безответственном, лишенном моральных соображений поведении инициаторов этого позорного инцидента, и, уверен, найдут способ положить конец бульварным публикациям такого сорта!

Дженни была потрясена. Как я и ожидал, мое контрнаступление застало ее врасплох.

Заметно нервничая, она поспешила перейти ко второму вопросу. И я не без злорадства отметил, что вся ее агрессивная самонадеянность куда-то улетучилась.

– Господин министр, меня также интересует кувшин для розовой воды, который вам подарили в Кумране…

Я с угрозой посмотрел на нее.

– Да? И что же именно вас интересует?

– Дело в том… – она на секунду замешкалась, но затем все-таки овладела собой. – Я видела его в прихожей вашего дома.

– Совершенно верно, – глазом не моргнув, подтвердил я. – Мы временно храним его у себя.

– Временно?

– Конечно. Не забывайте, это очень ценная вещь.

– Но госпожа Хэкер уверяла меня, что это – копия!

Я весело рассмеялся.

– Ну, а вы как думали? Неужели мы будем каждому встречному сообщать, что это подлинник! А воры? Нет уж, пока мы не избавимся от него…

– Как… избавитесь? – растерянно спросила Дженни.

– Очень просто. Я собираюсь передать его в музей моего избирательного округа. Мы будем там в субботу. Оставить его дома я не имею права – собственность правительства, как вы не понимаете? – Я выдержал небольшую паузу и провел нокаутирующий удар. – Так что же именно вас интересует?

Сказать ей было решительно нечего. Она в замешательстве пробормотала: «Все в порядке, все отлично» – и вскочила со стула. Я поблагодарил ее за «доставленное удовольствие» и проводил до двери.

На лице сэра Хамфри было написано откровенное восхищение.

– Великолепно, господин министр!

А на лице Бернарда была написана бесконечная признательность.

– Спасибо, господин министр, большое спасибо!

– Пустяки! – великодушно отмахнулся я. – В конце концов, не давать друзей в обиду – наш святой долг. К сожалению, мы часто недооцениваем значение лояльности, так ведь?

– Да, господин министр! – дружно согласились они, но благодарности в их голосах я уже не ощущал.

18 Терновый венец

(Политики называют август «пустым сезоном». Это время, когда большинство избирателей находится в отпусках, а газеты, ориентируясь на вкусы отдыхающих, публикуют в основном развлекательные сплетни или бытовые сенсации. Это также время парламентских каникул, когда правительство имеет прекрасную возможность проводить новые или «смелые» решения. Ведь палата не может опротестовать их, пока не соберется на свое первое заседание, то есть в октябре, а к тому времени события, происшедшие в августе, будут рассматриваться средствами массовой информации как «безнадежно устаревшие».